К полудню я узнал, что Дивизионному было приказано начать расследование, и он теперь уже официально поручил его мне, придав в помощь полицейских Эстуша и Даруа.
В Сент-Этьене я сразу же побывал в городской полиции, где повидался с Дивизионным, руководившим городской службой безопасности, потом устроил обоих моих агентов в "Черную лошадь", сам же вернулся на свою квартиру у вдовы Онесс. Менее, чем через час мы втроем уже встретились на площади Поль-Пэнлеве и направились к дому Ардекуров.
Увидев нас, Понсе стал похож на быка, смирившегося с тем, что его ведут на бойню. Меня это несколько смутило.
– Вы продолжаете утверждать, месье Понсе, что только Анри Ардекур, его жена и вы сами знали шифр сейфа?
– Да.
– Итак, если предположить, что мадам и месье Ардекур стали жертвами либо убийства, либо убийства с самоубийством, то кто же открыл и закрыл сейф?
– Я не знаю.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как сказать:
– В таком случае, я могу предположить, что это были вы, месье Понсе.
Он отреагировал на мои слова вовсе не так, как я ожидал. Спокойно и тихо он ответил:
– Это не я, господин комиссар. Я бы мог вам поклясться, но что это даст?
– Вспомните, быть может, господин Ардекур кому-то сообщал шифр сейфа?
– Нет.
– Даже своей дочери?
– Он бы мне об этом сказал.
Одно было очевидно: Понсе ничего не предпринимал, чтобы снять с себя подозрение. Я решил бросить ему спасательный круг, чтобы увидеть, ухватится ли он за него.
– В конечном итоге, месье Понсе, ничто не говорит о том, что кто-то из Ардекуров открывал и закрывал сейф. Возможно, они к нему и не прикасались.
Он взглянул на меня потухшими глазами:
– В таком случае, господин комиссар, там должны оставаться двадцать миллионов.
– Почему?
– Потому что утром, в день смерти Ардекуров, они были там.
Этот диалог происходил в присутствии старшего офицера Эстуша, беспристрастный взгляд которого несомненно показывал, что мечты его находятся в его родном Авейроне, и его коллеги Даруа, лионца, которого, казалось, ничем нельзя было взволновать.
Внезапно в комнату вошла Мишель Ардекур. Узнав меня, она сразу же сказала:
– Господин комиссар, я вижу, что мой дом стал проходным двором.
– Мадмуазель Ардекур, я добился открытия следствия по делу ваших родителей. Ведь вы же хотели этого?
Казалось, она на миг смутилась, но тут же снова возразила:
– Это хорошо, но только при условии, что вы не станете трогать близких мне людей. Они должны быть вне всякого подозрения!…
Я отрицательно кивнул головой:
– Никто не может быть вне подозрений, мадмуазель, в расследовании дела, которое может стать уголовным.
– Но, месье Понсе… Почему вы выбрали объектом нападок именно его?
– Потому что месье Понсе был ближайшим сотрудником вашего отца.
– И по-вашему, этого достаточно, чтобы подозревать его в убийстве?
– О, мадмуазель, факт убийства еще не доказан, и поэтому моя задача намного бы облегчилась, если бы мне не совали палки в колеса.
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, мадмуазель, что мне не всегда говорят правду, отвечая на мои вопросы. Это относится и к вам…
– Ко мне?!
– Почему вы говорите, что не знаете Изабель?
– Ну, это уже похоже на наваждение. Я повторяю, нет, я клянусь, что никогда не была знакома с Изабель! Устраивает вас это или нет, но это так!
Она повернулась к Понсе:
– А вы, Жан, слышали ли вы когда-нибудь об этой Изабель?
– Думаю, что да, мадмуазель, но месье Понсе, как, впрочем, и вы, не признается в этом.
Понсе поднял руки в знак отчаяния:
– Господи, в чем меня только не подозревают: в том, что я встречаюсь с людьми, о которых никогда даже не слышал, в том, что я украл двадцать миллионов из сейфа хозяина!
Он громко вздохнул.
– Двадцать миллионов! Боже мой! Чтобы я стал с ними делать. Послушайте, господин комиссар, пойдемте ко мне, произведите обыск, ищите, где захотите, но только оставьте после этого меня в покое!
Обыск не занял много времени и не внес в дело ничего нового. В доме Понсе было много книг о растениях, птицах, мелких животных, мало приключенческих романов и ни одного романа о любви. Хозяин дома безропотно следил за нашими действиями.
– Похоже, вы очень любите природу, месье Понсе?
– Я люблю только природу, господин комиссар. Раньше, когда у меня выпадал свободный день, я одевал сапоги, брал крепкую палку и отправлялся в горы… Видите ли, господин комиссар, наверное, лучшими друзьями в моей жизни были горы. Только сейчас у меня уже нет силы… Работая, я собрал немного денег и отремонтировал домик, который мать оставила мне в Планфуа. Когда я перестану работать, я уеду туда, и если Богу так будет угодно, там и умру. Я даже купил уже себе место на кладбище.
– Вы умны, месье Понсе, и расчетливы.
– Нет, господин комиссар, я середнячок и довольствуюсь этим. Я никогда не питал никаких амбиций просто потому, что неспособен на это. Неужели вы думаете, что я вдруг изменился настолько, чтобы украсть кучу денег, с которыми даже не знал бы что делать?
– Нет, месье Понсе, я так не думаю и, кстати, никогда так не думал.
Он удивленно посмотрел на меня.
– Тогда почему же?…
– Потому, что мне кажется, что в ваших словах есть неправда. Хотите, один пример? Я уверен, что вы знаете Изабель!
Он потупил взгляд.
– Уверяю вас, господин комиссар…
– Хорошо, месье Понсе, хорошо. Не будем этого касаться до тех пор, пока этого не потребует следствие.
Было около полудня. Я отпустил своих сослуживцев, торопившихся на обед, и попросил их быть около четырнадцати часов в кабинете, который Претен любезно предоставил в мое распоряжение. Мне хотелось расспросить Понсе кое о чем без свидетелей.
– Месье Понсе, теперь, когда мы одни, я бы хотел услышать от вас несколько слов о Мишель Ардекур. Что она за человек?
– Хороший человек. Ее родители гордились ею, когда она была маленькой, но и после поступления в институт никто не мог сказать о ней ничего плохого. Можете мне поверить, господин комиссар, она далеко пойдет.
– Вы думаете, можно далеко пойти, выйдя замуж за Пьера Вальера?
Он возразил:
– Это будет еще не скоро!
Понсе ответил, не раздумывая, чем доставил мне некоторое удовольствие.
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что именно семья Вальеров усиленно добивалась этого брака. Мадмуазель же никогда с этим не торопилась.
– Мне так не показалось.
– Месье Ардекур и месье Вальер-отец всегда были друзьями. Месье Пьер, конечно, никогда не был образцом в работе, но зато он красивый парень… Для женщин это имеет большое значение. Для Мишель, очевидно, тоже… Хотя до сих пор она всегда владела собой.
После ухода Понсе я решил, что пришло время подумать об обеде. Купив в мясной лавке продуктов, я направился к Леони Шатиняк.
– Леони, это опять я… Я хочу просить тебя помочь мне понять историю Ардекуров.
Мне показалось, что Леони была довольна той значимостью, которую я придавал ее словам. Но свое чувство она попыталась скрыть:
– Черт возьми, ты еще не устал от моей болтовни?
Пока мы ели и пили божоле, я рассказывал:
– Мне никак не удается составить четкого мнения об Ардекурах, особенно об отношениях между Пьером Вальером и Мишель Ардекур.
– Отношениях? Они очень просты! Малышка втрескалась в этого Пьера Вальера.
– Да? А мне показалось, что она не очень торопится с этим браком.
Леони воздела руки к небу.
– Не очень! Правда, она хочет обезопасить себя, это точно! Я думаю, что свадьба до сих пор не состоялась только благодаря мадам Элен! Знаешь, Шарль, у мадам Элен была внешность хорошенькой куклы, но это была женщина немалого ума.
– И что же?
– А то, что она отлично понимала, что красавчик Пьер Вальер не обязательно должен стать хорошим мужем.