– Моя жена Жермен… Месье комиссар Лавердин, из Национальной Безопасности.
Она смеряла меня взглядом с головы до ног.
– Официальное расследование, месье комиссар?
– Не совсем так, мадам, мне нужны только кое-какие сведения.
– По какому поводу? Думаю, что наши дела в порядке. Никто не может пожаловаться на мужа ни в чем.
– Речь идет об Ардекурах, мадам.
– У нас нет ничего общего с этими людьми.
– Позволю себе заметить, мадам, что Ардекуры и вы были очень дружны?
– Возможно прежде, но сейчас…
– Сейчас, когда они мертвы?
– Да, сейчас, когда они умерли, и, учтите, при весьма скандальных обстоятельствах.
Я с трудом сдерживал себя.
– Мадам, поскольку вы и ваш муж хорошо их знали прежде, я хотел бы получить от вас некоторые сведения о месье и мадам Ардекур. Для того, чтобы установить причины трагедии, нам нужно иметь более точные представления об этих людях.
Ответил Жюль Вальер.
– Должен сказать вам правду, месье комиссар, я любил Анри Ардекура. Мы были знакомы более двадцати лет, и я считал его очень честным человеком.
Его жена пробормотала:
– Какой глупец!
– Конечно, он не всегда проявлял твердость, необходимую, если не в работе, то в семье обязательно.
– Что вы хотите этим сказать, месье?
Мадам Вальер приняла эстафету.
– Мой муж хочет сказать, месье, что Анри Ардекур женился во второй раз на особе, которая недорого стоила!
Я притворился заинтересованным:
– Недорого стоила?
– Она его обольстила! И водила своего мужа за нос!
Невооруженным глазом было видно, как мадам Вальер раздражала власть Элен Ардекур над своим мужем.
– Он просто ни в чем не мог ей отказать и тратил на нее сотни и тысячи! Кстати, то что произошло, еще раз доказывает, что именно она его разорила!
– Что вы имеете ввиду, мадам?
– А то, что нет нужды доказывать, кто потратил или для кого истратили эти пропавшие двадцать миллионов! Она одевалась, как… я не могу произнести это слово! И как же не стыдно женщине в ее возрасте: платья, меха, драгоценности! Позор! Позор, вы слышите, месье комиссар!
– После того, что я узнал от вас, мадам, мне кажется странным, что у вас были планы о союзе вашего сына с Мишель Ардекур?
– Ах, это! Я всегда была против. Но ведь двое простофиль, я говорю о своих муже и сыне, позволили себя околпачить. Только меня, месье комиссар, так просто не провести! Мишель Ардекур, правда, уже наложила лапу на Пьера. А этот большой ребенок не может отказать ей ни в чем. Ему льстило, что у него будет образованная жена.
– Признайтесь, мадам, что это не так плохо?
– Возможно, что это неплохо, но лично я предпочитаю честных девушек.
– А вы считаете, что мадмуазель Ардекур не такая?
– Вы меня рассмешили! Девушка, живущая одна в Лионе?!
– Она ведь учится там?
– У этой учебы есть другая сторона, вот что я думаю!
Месье Вальер попытался смягчить гнев жены.
– Жермен, кажется, ты немного преувеличиваешь?
– Замолчи! Если бы я не прекратила ваши глупости, что бы с нами было сейчас, а? Я, конечно, не говорю, месье комиссар, что я рада случившемуся, но это развязывает мне руки! Теперь и речи быть не может о браке Мишель Ардекур с моим сыном. Мы честные люди! И если мой муж или Пьер забудут это, то я им напомню!
Вряд ли с Жермен Вальер было покойно жить под одной крышей. Ее муж, сжавшийся в кресле, был похож на большую медузу, выброшенную на сушу, у которой не было сил вернуться в море.
– А ваш сын согласен, мадам?
– С чем согласен?
– С разрывом его помолвки?
– Попробовал бы он не согласиться! Тогда бы ему пришлось выбирать между ней и нами. Пока я жива, в мой дом не войдет дочь самоубийцы, убийцы и вора!
Я немного помолчал.
– Мадам Вальер, а вы никогда не допускали, что месье и мадам Ардекур могли стать жертвами двойного преступления?
– Двойного преступления?
– В конце концов, почему кто-то, кто украл двадцать миллионов, не мог убить мужа и жену, чтобы избавиться от свидетелей?
Поначалу это ее озадачило:
– Что за странная мысль! Кажется, вы не там ищете, месье комиссар? И потом, даже если то, о чем вы говорите, так и есть,– мне все равно. В нашем доме никого не убивали!
Не желая больше с ней разговаривать, я обратился к месье Вальеру:
– Кажется, вы работаете в той же области, что и покойный месье Ардекур?
– Да, я тоже торгую недвижимостью. Но всегда занимался более крупными делами, чем были у бедного Анри.
– Позвольте спросить, как идут ваши дела, месье Вальер?
Жермен Вальер закричала:
– А почему это вас беспокоит, месье комиссар? Вы ведете расследование по делу Ардекуров или по нашему?
– Пока по Ардекурам, мадам Вальер.
– В таком случае, разговор окончен, и я прошу вас уйти.
– С удовольствием, мадам.
Провожая меня к двери, Жюль Вальер смущенно, словно большой ребенок, застигнутый за едой недозволенных сладостей, прошептал:
– Месье комиссар, Жермен сейчас очень взвинчена. Поверьте, обычно она более приветлива… Но в эти последние дни с ней очень трудно…
Я сворачивал на улицу Арколь, когда услышал позади шаги бегущего человека. Обернувшись, я увидел Пьера Вальера.
– Месье комиссар, когда вы разговаривали с моими родителями, я не выходил из комнаты, но все слышал.
– Почему же вы не вмешались?
Он склонил голову.
– Смешно признаться, месье комиссар, но я боюсь матери. Я ее всегда боялся и ничего не могу поделать с этим страхом. Мне нужно жениться и уехать отсюда, но, к сожалению, кроме как работать у отца, я ничего больше не умею.
– Неужели вы бросите Мишель Ардекур, как того хочет ваша мать?
– Но она больше ничего не хочет даже слышать об этом браке.
– А вы?
– Я люблю Мишель и очень хочу на ней жениться.
– Когда же вы это сделаете?
– Когда смогу.
– То есть, когда ваша мамочка разрешит вам.
В моем голосе, очевидно, было столько презрения, что он покраснел до ушей.
– Пожалуйста, не будьте так жестоки, месье комиссар. Если вы увидите Мишель, передайте, чтобы она немного подождала… Все это пройдет… Скажите, чтобы она не сомневалась во мне.
– По-моему, вы слишком много хотите от Мишель.
– Она меня знает… Она знает, что пока я не могу перечить матери. Но я чувствую, я знаю, что такой день обязательно наступит.
– Вы не идете на похороны Ардекуров?
– Родители считают, что нас это может скомпрометировать.
Я не ответил. Он поднял глаза, и, увидев выражение моего лица, снова покраснел:
– Вы правы! Я пойду…
И он остановил такси.
Поднимаясь по длинной лестнице, ведущей к улице Вечности, я размышлял об этом странном семействе, где одна женщина держала в страхе двух мужчин. От Жермен Вальер моя мысль как-то неосознанно перешла к Элен Ардекур, тонкой, хрупкой и нежной, выдумщице, пишущей роман, очевидно, для того, чтобы пожить какой-то иной жизнью… Я еще не прочел ее роман до конца, но должен признаться, что прочитанные страницы не особенно вдохновляли меня продолжать чтение: стиль был детским, а содержание первой главы ужасно банальным. Удивительной женщиной была эта мадам Ардекур. У меня складывалось впечатление, что ее жизнь была менее значимой, чем ее смерть. Я вновь видел ее сидящей в моей машине, вспоминал, как она питалась походить на киноактрис, которые ей нравились, и питалась разыграть передо мной сцену отчаяния. Бедная Элен Ардекур… Она даже не подозревала, что у нее действительно есть причина бояться…
Я пришел на Крэ-де-Рош к концу похорон. Склеп Ардекуров располагался на старом кладбище недалеко от монументальной могилы,– памятник, который изображал сидящего Моисея, устремившего свой взор в вечность. Я осторожно пробирался к яме, уже готовой принять оба гроба. Мишель заботливо поддерживали две женщины, очевидно, соседки. Позади стояли люди, внешний вид которых, в основном, указывал на их принадлежность к кварталу Крэ-де-Рош. Среди пришедших стоял, опустив голову, месье Понсе. В толпе я обнаружил Эстуша, придавшего лицу соответствующее выражение, и, наконец, Пьера Вальера. Ему хватило храбрости прийти, но подойти к невесте он, очевидно, побоялся. Простит ли ему когда-нибудь Мишель? Священник читал заупокойные молитвы, мое же внимание вдруг привлек месье Понсе. Вместо того, чтобы, опустив глаза, слушать молитвы, он с интересом разглядывал что-то, находящееся справа от меня. Проследив за его взглядом, я пришел к выводу, что это был недавно очищенный надгробный камень. Я обошел вокруг всех сопровождавших траурную процессию и стал как раз напротив того места, где был прежде. Отсюда мне было отчетливо видно лицо месье Понсе, и меня поразило его выражение. Было понятно, что его мысли витают где-то очень далеко от кладбища.