Вернувшись на следующий день в Сент-Этьен, я пригласил пообедать вместе со мной комиссара Претена. Обед в ресторане Кло-де-Лила был отличным, и с моей стороны это было дружеским вознаграждением человеку, который помогал мне в этом деле. После обеда он предложил мне зайти к нему на работу, чтобы угостить меня какой-то необыкновенной сигарой.
Не успели мы перешагнуть порог комиссариата, как какой-то полицейский бросился к нам:
– Господин комиссар, здесь одна женщина вот уже более часа очень настойчиво просит, чтобы вы ее приняли. Настолько настойчиво, что мы ничего не можем с ней поделать.
Говоря это, он кивнул в сторону полной женщины лет пятидесяти, которая горячо и настойчиво убеждала в чем-то своего собеседника. С первого взгляда мне показалось, что она деревенская жительница, но я ошибся: она сообщила, что живет в Сент-Этьене более тридцати лет.
Претену ничего не оставалось, кроме как уступить ее напору.
Войдя в кабинет, женщина начала с того, что подвела итог ранее сказанному ею:
– И все таки, это не так уж плохо!
Комиссар сухо попросил ее сесть и назвать свое имя:
– Триганс… Вдова Марта Триганс.
– Что вы хотите?
– Чтобы со мной поступили по закону!
– Простите?
– Я хочу, чтобы мне вернули мои деньги!
– Какие деньги, мадам?
– Которые я доверила господину Анри!
– Кто такой господин Анри?
– Господин Анри Ардекур, черт возьми!
Претен сделал мне знак, но в этом не было никакой необходимости, потому что я и так насторожился, услышав эти слова. Комиссар продолжал:
– Успокойтесь, мадам, и расскажите все по-порядку.
Она, казалось, смягчилась.
– Должна поставить вас в известность, господин комиссар, что вот уже почти тридцать лет я содержу кафе-ресторан по улице Роже-Салангро. И у меня была хорошая клиентура: люди небогатые, но все же не считающие каждый сантим. Я никогда не готовила сложных блюд, но то, что я делала, было вкусно. Служащие, коммерсанты приходили иногда очень издалека, чтобы поесть у "матери Марты",– так они меня называли. Когда я пятнадцать лет назад потеряла мужа, мне стало трудно одной вести дела, ну а сейчас-то мне уже за пятьдесят. Поэтому, я решила отойти от дел и вернуться в родные места, в Бесса.
– Я не очень понимаю роль господина Ардекура в этом деле…
– Постойте, постойте! Я уже говорила, что собралась отойти от дел и продать свою собственность. Итак, три месяца тому назад я обратилась к господину Анри.
– Почему именно к нему?
– Да потому, черт возьми, что я его знала, и у него была хорошая репутация.
– Он нашел вам покупателя?
– Да, им оказалась крестьянская семья по фамилии Фажа, которая хотела попробовать начать дело в большом городе. Восемь дней назад они уплатили деньги. Двадцать миллионов старых франков[4]. У этих людей было чем заплатить. Только они не доверяли банковским чекам и все оплатили наличными.
– И что же?
– А то, что деньги остались у господина Анри. Он должен был мне помочь найти домик в Бесса, а оставшиеся деньги вложить в ренту на мое имя. С сегодняшнего утра Фажа вступили во владение рестораном. Господин комиссар, я пришла узнать у вас, каким образом мне получить свои деньги?
– А где они?
– Ну, конечно же, в сейфе господина Анри! Он положил их туда при мне. Это было как раз во вторник. Не вчера, а неделю назад.
– У вас есть расписка от господина Ардекура?
– Конечно, есть! Неужели вы думаете, что я могла бы отдать такую сумму без расписки?
– Мадам Триганс, вы передали эти деньги господину Ардекуру при свидетелях?
– Конечно! Это было в присутствии Фажа и господина Понсе, служащего господина Анри.
– Не обращались ли вы к господину Понсе, чтобы забрать ваши деньги?
– Я сразу же побежала к нему. Но похоже, что сейф опечатан.
– Да, это так… Подождите, пожалуйста, в приемной одну минуту, мадам.
После того, как мадам Триганс, терзаемая предчувствиями, вышла, Претен сказал:
– Что вы об этом думаете?
– Трудно сказать. Мне кажется, нужно осмотреть все на месте.
Господин Понсе слово в слово подтвердил все, сказанное мадам Триганс. Но открыв сейф, мы обнаружили, что миллионы исчезли.
Прежде, чем с мадам Триганс началась истерика, комиссар Претен обернулся ко мне:
– Похоже, дорогой коллега, с этого момента вам придется играть главную роль в этом деле.
ГЛАВА 3
В Лионе, куда я сразу же поспешил после того, как попрощался с Претеном, я рассказал Дивизионному комиссару, в присутствии Главного, о последних событиях:
– Вы знаете, что я сторонник версии убийства с самого начала этого дела, господин Дивизионный комиссар. Тем не менее, признаю, что пока моя позиция была основана больше на чувствах, чем на юридических фактах. Теперь же выясняется, что одной из причин убийства могли быть деньги мадам Триганс, находящиеся у него в сейфе.
Господин Ретонваль прервал меня:
– Вы считаете, что мадам Ардекур могла присутствовать при убийстве и не кричать до того, как она сама была убита?
– Можно предположить, что она застала убийцу на месте, и он застрелил ее. Признаюсь, господин Главный комиссар,– я еще не нашел подходящего объяснения этому двойному убийству.
Вмешался Дивизионный:
– Быть может, стоило бы рассмотреть версию, по которой господин Ардекур покончил с собой после того, по образному выражению, как перепутал чужой карман со своим?
Я возразил:
– И после того, как он убил свою жену?
Господин Агрийи вздохнул и вдруг повторил слова Главного комиссара:
– Кто знает, что происходит в душе человека, решившего покинуть этот бренный мир?
– Есть еще одно "но" в этом деле, господин Дивизионный комиссар.
– Что вы имеете в виду?
– Сейф. Он был закрыт. Следуя вашей версии, господин Дивизионный комиссар, мадам Ардекур умерла прежде своего мужа, и, естественно, не могла его закрыть. Вот мне и кажется странным, что господин Ардекур, решившись на самоубийство, позаботился о сейфе.
Агрийи улыбнулся:
– А кто утверждает, Лавердин, что сейф был сначала открыт, а затем закрыт?
Я запнулся. Дивизионный продолжал:
– Сейф открывался и закрывался только в том случае, если мы допускаем версию убийства месье и мадам Ардекур третьим лицом. Но ведь вы сами, Лавердин, признаете, что у нас на сегодняшний день нет ни одного стоящего доказательства, дающего право развивать эту версию. Итак, мне кажется, что прежде всего необходимо установить, произошло ли похищение денег. Для этого было бы полезно выяснить, кто знал шифр сейфа
На последнее замечание у меня был готов ответ:
– По показаниям Понсе, которого я допросил после того, как было установлено, что деньги мадам Триганс исчезли, шифр знали только господин Ардекур, его жена и сам Понсе.
– В таком случае, если в ближайшем будущем выяснится, что произошло хищение, по логике вещей нам придется первым подозревать господина Понсе.
– Но, господин комиссар, он же сам признался, что знает шифр! Кто смог бы это доказать? И что ему, например, мешало показать, что господин Ардекур в его присутствии взял из сейфа двадцать миллионов?
Главный проворчал:
– На вашем месте, Лавердин, я бы не очень доверял доказательствам о его невиновности. Во всяком случае, следствие нужно открывать. Я сейчас же позвоню прокурору.
В эту ночь я не мог уснуть. Возможно, что и Дивизионный комиссар тоже. Ведь если бы выяснилось, что я ошибся, и произошло обычное убийство с последующим самоубийством, шеф вряд ли простил бы мне это. Сказав "а", следует произнести и "б".
К полудню я узнал, что Дивизионному было приказано начать расследование, и он теперь уже официально поручил его мне, придав в помощь полицейских Эстуша и Даруа.
В Сент-Этьене я сразу же побывал в городской полиции, где повидался с Дивизионным, руководившим городской службой безопасности, потом устроил обоих моих агентов в "Черную лошадь", сам же вернулся на свою квартиру у вдовы Онесс. Менее, чем через час мы втроем уже встретились на площади Поль-Пэнлеве и направились к дому Ардекуров.
Увидев нас, Понсе стал похож на быка, смирившегося с тем, что его ведут на бойню. Меня это несколько смутило.
– Вы продолжаете утверждать, месье Понсе, что только Анри Ардекур, его жена и вы сами знали шифр сейфа?
– Да.
– Итак, если предположить, что мадам и месье Ардекур стали жертвами либо убийства, либо убийства с самоубийством, то кто же открыл и закрыл сейф?
– Я не знаю.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как сказать:
– В таком случае, я могу предположить, что это были вы, месье Понсе.
Он отреагировал на мои слова вовсе не так, как я ожидал. Спокойно и тихо он ответил:
– Это не я, господин комиссар. Я бы мог вам поклясться, но что это даст?
– Вспомните, быть может, господин Ардекур кому-то сообщал шифр сейфа?
– Нет.
– Даже своей дочери?
– Он бы мне об этом сказал.
Одно было очевидно: Понсе ничего не предпринимал, чтобы снять с себя подозрение. Я решил бросить ему спасательный круг, чтобы увидеть, ухватится ли он за него.
– В конечном итоге, месье Понсе, ничто не говорит о том, что кто-то из Ардекуров открывал и закрывал сейф. Возможно, они к нему и не прикасались.
Он взглянул на меня потухшими глазами:
– В таком случае, господин комиссар, там должны оставаться двадцать миллионов.
– Почему?
– Потому что утром, в день смерти Ардекуров, они были там.
Этот диалог происходил в присутствии старшего офицера Эстуша, беспристрастный взгляд которого несомненно показывал, что мечты его находятся в его родном Авейроне, и его коллеги Даруа, лионца, которого, казалось, ничем нельзя было взволновать.
Внезапно в комнату вошла Мишель Ардекур. Узнав меня, она сразу же сказала:
– Господин комиссар, я вижу, что мой дом стал проходным двором.
– Мадмуазель Ардекур, я добился открытия следствия по делу ваших родителей. Ведь вы же хотели этого?
Казалось, она на миг смутилась, но тут же снова возразила:
– Это хорошо, но только при условии, что вы не станете трогать близких мне людей. Они должны быть вне всякого подозрения!…
Я отрицательно кивнул головой:
– Никто не может быть вне подозрений, мадмуазель, в расследовании дела, которое может стать уголовным.
– Но, месье Понсе… Почему вы выбрали объектом нападок именно его?
– Потому что месье Понсе был ближайшим сотрудником вашего отца.
– И по-вашему, этого достаточно, чтобы подозревать его в убийстве?
– О, мадмуазель, факт убийства еще не доказан, и поэтому моя задача намного бы облегчилась, если бы мне не совали палки в колеса.
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, мадмуазель, что мне не всегда говорят правду, отвечая на мои вопросы. Это относится и к вам…
– Ко мне?!
– Почему вы говорите, что не знаете Изабель?
– Ну, это уже похоже на наваждение. Я повторяю, нет, я клянусь, что никогда не была знакома с Изабель! Устраивает вас это или нет, но это так!
Она повернулась к Понсе:
– А вы, Жан, слышали ли вы когда-нибудь об этой Изабель?
– Думаю, что да, мадмуазель, но месье Понсе, как, впрочем, и вы, не признается в этом.
Понсе поднял руки в знак отчаяния:
– Господи, в чем меня только не подозревают: в том, что я встречаюсь с людьми, о которых никогда даже не слышал, в том, что я украл двадцать миллионов из сейфа хозяина!
Он громко вздохнул.
– Двадцать миллионов! Боже мой! Чтобы я стал с ними делать. Послушайте, господин комиссар, пойдемте ко мне, произведите обыск, ищите, где захотите, но только оставьте после этого меня в покое!