Ки сжала руками виски. Гнев, ненависть и опустошение. Неужели ей так и не суждено до конца дней своих испытать другие чувства?..
Кора вошла в комнату, едва предупредив о себе стуком в дверь. Ки головы не успела поднять, не то что ответить.
- Ну вот, милочка, ты уже выглядишь чуть-чуть получше. Я, знаешь ли, тут на свой страх и риск кое-что приготовила: надеюсь, ты не рассердишься? Как только мы прослышали... ну да ты ведь меня знаешь. Стараюсь обо всем позаботиться... очень помогает иногда, между прочим. Вот тут, в сундуке, лежит платьице. Вообще-то я его выткала в подарок Лидии, думала ее удивить... где ж было знать, что она родит здоровенного мальчишку и станет поперек себя толще! Словом, я его ей не только не подарила, но даже и не показывала. А то еще расстроится, бедняжка, станет думать, будто я не ждала, что она капельку растолстеет. Я его для тебя и отложила... несколько недель назад... то есть еще до того, как мы узнали. Так оно и лежит, чистенькое, свеженькое, тебя дожидается. Я знаю, вы, ромни, зеленое не очень-то носите, но сегодня наш вечер, не обессудь уж. Сама небось знаешь, как хорошо иногда надеть что-нибудь новенькое. Прямо сил придает. Дай-ка достану...
Кора расправила платье в изножье кровати и посмотрела на Ки. Их взгляды встретились. Ки хорошо помнила, какой глубинный блеск излучали обычно темные глаза Коры. Она еще надеялась, что ее дети унаследуют чудесные бабушкины глаза. Но теперь глаза Коры казались тусклыми и безжизненными, как будто там, внутри, угас сиявший в них дух. Ки видела в них лишь отражение своего собственного отчаяния и горя. Она страдала не одна, но это почему-то не принесло ей облегчения. Наоборот, горе лишь провело между ними черту, превратив былую сердечность в вежливое притворство чужих друг другу людей.
- Благодарю, Кора, это прекрасное платье, - сказала Ки. - И, ты знаешь, нелюбовь ромни к зеленому меня особо никогда не стесняла. Так что спасибо тебе большое. Мне как раз именно это и требовалось...
Оставалось только надеяться, что в ее голосе прозвучала надлежащая теплота. На самом деле она чувствовала только усталость. И еще стыд за свое пропыленное платье.
- Ну, тогда, милочка, я пойду, - сказала Кора. - А ты готовься себе потихоньку и не торопись. Ларс нам рассказал, что ты очень устала. Мы подождем...
И Кора торопливо вышла из комнаты, словно пытаясь убежать от себя самой.
Проводив ее взглядом, Ки плотно зажмурилась и некоторое время сидела неподвижно. Потом поднялась и решительно сбросила покрытую дорожной пылью одежду. Смочила в душистой воде тряпочку и обтерла все тело. Новенькое платье обдало прохладой чистую кожу. Ворот и рукава были расшиты крохотными желтенькими цветами. Платье было чуть длинновато, но Ки решила, что вряд ли кто обратит на это внимание, по крайней мере сегодня. Ки разгладила ладонями юбку и выпрямилась во весь рост.
Общая комната была узким и длинным помещением с низким потолком. Окошек в ней не было, зато в одном конце ярко пылал обширный очаг. Пол был каменный, а стены - из глины, замешанной с серой речной галькой. Летом в комнате было прохладно, зимой - тепло. Из конца в конец комнаты тянулся длинный стол, по обе стороны которого на скамьях теснился народ. Стол же так и ломился от снеди. Там были огромные блюда мяса, только что поджаренного над очагом, горы фруктов на подносах, дымящиеся горшки вареных овощей и сладкие ягодные пироги. Люди за столом приглушенно переговаривались; гул множества голосов напомнил Ки пчелиный улей на закате. Точно такое же семейное собрание.
Ки стояла в коридоре, равно боясь и войти туда, и промедлить. Как решиться пройти мимо всех этих людей во главу стола, туда, где ждало ее свободное кресло?.. На счастье Ки, явился сразу заметивший ее Ларс. Откуда-то возникнув подле нее, он повел Ки через всю комнату, указывая путь, но не касаясь ее рукой. Ки шла как во сне, слушая, как ее вполголоса приветствуют родственники, которых она прежде видела всего раз или два. Она даже не всех помнила по именам. Лидию она, конечно, узнала; и еще Курта с Эдвардом, сыновей Руфуса. Вон сидит Хафтор, а рядом с ним женщина, очень похожая на него, - не иначе, сестра. Ки никогда еще с ней не встречалась. Она бормотала "здравствуйте" и кивала в ответ, и лица начинали понемногу сливаться в одно. Ларс сел на свое место, взмахом руки указав ей, куда двигаться дальше. Ки проследовала мимо трех незнакомых старух; дальше сидела жена Руфуса - Холланд; потом какой-то старик и, наконец, - сам Руфус и за ним - свободное кресло. Ки села в него и огляделась. На другом конце стола, ужасающе далеко, сидела Кора. И как, интересно, она собиралась оттуда ее направлять?.. Все смотрели на Ки и чего-то ожидали. Ки замешкалась, недоумевая. Еда и напитки стояли перед ними на столе, так в чем же дело? Вероятно, она должна была подать какой-то знак, начиная пир? Был ли этот их Обряд Отпущения просто семейной трапезой, на которой помимо еды причащались общего горя? Ки поискала глазами Ларса, но Ларс сидел слишком далеко и ничем не мог ей помочь.
- Я несу вам горькую весть... - прошептал Руфус у ее правого локтя.
Ки вздрогнула от неожиданности и уставилась на него. Что еще за весть еще горше той, которую она?.. Но Руфус знай кивал головой, ободряюще похлопывая по столу ладонью, и до Ки наконец дошло: он просто подсказывал ей необходимые слова. Она кашлянула.
- Я несу вам горькую весть... - произнесла она громко. И опять замолчала, лихорадочно соображая, как произнести свою повесть перед всем этим народом - от старца, ощупывавшего тряскими пальцами край стола, до крохотной девчушки, едва достававшей до того же края. Какие найти слова, чтобы поняли все?..