Взял свой молочный коктейль, Бобби выключил свет на кухне. Встал, держа холодный стакан и прихлебывая из него. В темном помещении сердце у него начало биться все быстрее и быстрее. Едва глаза привыкли к темноте, он окончательно понял, что на болоте есть свет, что он рукотворный и что там есть человек, поддерживающий костер.
Последовали два очень быстрых потока мыслей:
Взрослый. Сила взрослых. Дети держат в спальне плененную девушку. Обнаружение. Поднятая тревога. Наказание.
Сборщики.
Хотя Адамсы не владели достаточным количеством земли, чтобы серьезно заниматься сельским хозяйством, их участок был окружен крупными коммерческими фермами, где работала сельхозтехника. А когда созревали фрукты, появлялись сборщики. Еще они приходили на помощь осенью, примерно в это время. Это были смуглые латиноамериканцы с жирной блестящей кожей, темными светящимися глазами, грубыми лицами и взрывным характером. Их будущее было безнадежным. Если бы Бобби мог выражать свое мнение, он назвал бы их рабами – своих родителей, своей семьи.
В течение двух или трех недель Сборщики заполняли эту местность, тратили свою скудную зарплату у Тиллмана или в местных барах, а затем снова исчезали. Они говорили на непонятном языке, который родители Бобби называли «пачуко», и никто из его друзей не знал никого из них.
Во время своего пребывания Сборщики могли появляться где угодно и делать что угодно. Местное сообщество сперва зависело от них, потом терпело, затем преследовало их и, наконец, изгоняло. А на следующий год они возвращались как ни в чем не бывало. Однако для Бобби мысль о том, что в нынешних обстоятельствах какой-то Сборщик разбил лагерь на соседнем болоте, представлялась угрожающей. Ведь этот мужчина может подойти к дому, а Барбара может поднять шум, и тогда весь план пойдет насмарку. В темноте Бобби становился таким же, как и его отец, – очень осторожным.
Он поставил наполовину полный стакан с коктейлем, повернулся и пошел по коридору, спустился по лестнице в комнату отдыха, где хранились ружья. Там он вставил два патрона в дробовик 410-го калибра, положил еще несколько в карман, и вернулся наверх. Сердце теперь у него билось как сумасшедшее. Благодаря Свободной Пятерке Бобби получил довольно продвинутые представления о военной тактике. Чтобы защитить замок, нужно было не сидеть на стенах, а оставить его, как дразнящую мишень. Уйти в лес, залечь, пропустить врага мимо себя, а затем расстрелять его с тыла.
Он сделал это в свойственной своему возрасту манере. Открыл кухонную дверь (которая была вне поля зрения находящегося у костра человека), выскользнул в огород, где затаился в засаде. В голове носились лихорадочные мысли. Разбудить Синди? Нет, она бесполезна и может только пострадать. Отпустить Барбару? В этом тоже никакого смысла. Идти за помощью? Слишком далеко, слишком рискованно. Вместо этого он прополз между рядами помидоров (справа) и бобов (слева) и присел на корточки. Кроме отдаленного грома, он ничего не слышал, и ему удавалось сохранять спокойствие.
Как в ту ночь, когда милосердная рука отца усыпила его собаку, как в тот день, когда перед окончанием учебного года он сильно заболел, и ему пришлось пропустить вечеринку, как в тот день… как в тот день… он понял, что ему ничего не остается, кроме как принять жизнь такой, какая она есть. Она управляет тобой, а не ты ею. Нужно просто делать все, что в твоих силах, тем, что у тебя есть. Так говорил его отец.
Поэтому Бобби лежал в огороде и думал о незнакомце (или незнакомцах) на болоте и о Барбаре и Синди в доме. Все они зависели от него, только не знали об этом. Несмотря на то что он не считал себя трусом, ему было страшно.
Костер на болоте горел, но никто так и не пришел. Ночь растворилась в мокрой росе, и небо приобрело зеленый оттенок. Любой взрослый, проходящий мимо, был бы поражен выстрелом из дробовика, но, к счастью (подумал Бобби), этого не потребовалось. В конце концов он начал клевать носом и заснул, уткнувшись розовыми щеками в скрещенные руки и оставив дробовик лежать рядом.
П
лен для Барбары становился все болезненней в физическом плане. После последних потасовок с детьми ее запястья и лодыжки были травмированы, а удерживающие ее веревки испачканы в крови. Конечно же, в данных обстоятельствах она не могла надеяться на скорое исцеление. В связанном, неподвижном состоянии ее тело неуклонно теряло гибкость и чувствительность. У нее медленно развивалась характерная постельному образу жизни болезнь, поэтому, когда дети поднимали ее, у нее какое-то время кружилась голова. Из-за кляпа во рту было постоянно сухо, а горло из-за тщетных попыток глотать распухло и болело. Губы из-за регулярного наклеивания и сдирания скотча тоже были сухими и воспаленными. Голодные боли в животе напоминали менструальные спазмы. Поскольку дети никогда не кормили ее досыта, сегодняшний отказ от сэндвича с курицей казался ей сейчас величайшей глупостью.