Однако врожденная деликатность до сих пор удерживала Барбару от осуществления этого плана. Все восприимчивы к любви и милосердию, и можно было рассчитывать на то, что дети одумаются, не так ли? Могла же она увидеть такую развязку, верно? В насилии не было необходимости, не так ли? Вот тебе и вчерашние толерантные мысли. Однако после того, как ее поцарапал ножом тринадцатилетний подросток, изнасиловал парень, который младше ее на четыре года, и угрожал своим присутствием неизвестный бродяга, она изменила свое мнение. Итак, леди.
На следующее утро она уронила свою мочалку и почувствовала, как весь ее организм перешел в ускоренный режим работы. Противоречивые аргументы столкнулись: «Я должна это сделать» с «Я не могу это сделать». Затем Дайана наклонилась, и Барбара почувствовала, как ее рука – показавшаяся ей какой-то чужой – метнулась вперед.
Едва ее пальцы погрузились в аккуратно причесанные волосы Дайаны – ей пришлось довольствоваться первым же захватом – она поняла, что у нее хватит решимости удержать ее. Но когда дело дошло до того, чтобы причинить Дайане настоящую боль, Барбара сдержалась, будто испугавшись этого. Мысленно она дала себе команду и тут же воспользовалась преимуществом. Толчка тренированными бедрами пловчихи должно хватить, чтобы Дайана ударилась лицом о раковину. А если не хватит, она добавит. Однако в последний момент Барбара сдержалась. Почему-то понадеялась, что будет достаточно и легкого толчка. Она, конечно же, хорошенько двинула Дайану, но без особой жестокости. Однако та оказалась не такой слабачкой, какой представляла ее Барбара. Удобный момент был упущен, и завязалась потасовка.
Барбара даже не заметила первого удара Джона, разве что уловила краем глаза какое-то размытое пятно. Но несмотря на взрыв в виске, сопровождавшийся яркими зелеными и белыми вспышками, в памяти у нее почему-то зафиксировался образ Джона. Он тоже был жестким по своей натуре и, не колеблясь, убил бы ее. А потом он снова нанес удар, и Барбара потеряла равновесие. Она недооценила их всех.
Она падала, как во сне. Слишком поздно отпустив Дайану и слишком поздно выбросив вперед частично свободную правую руку, она ударилась о кафельный пол. Затем в лицо ей ударил холод, а следом пришла боль.
Какое-то время ничего не менялось. Она смутно слышала плач и голоса, смутно чувствовала, что с ней что-то делают, но пребывала будто под наркозом. Голова кружилась, ее словно окутал туман. Барбара с благодарностью встретила это оцепенение. Ей хотелось бы остаться в таком состоянии, но боль и сознание неуклонно возвращались.
Она открыла глаза и обнаружила, что все еще лежит на полу в ванной. Руки снова связаны, и ноги тоже, но не как раньше, а очень крепко, лодыжка к лодыжке. В рот ей опять засунули влажную комковатую ткань, а губы плотно заклеили скотчем. Крошечные волны боли – ушибленное запястье и тупая пульсация в голове – врывались в ее сознание. Над ней, словно по другую сторону реальности, стояли и смотрели Джон и Бобби. Хотя они то и дело оказывались не в фокусе, она видела, что они бледны и тяжело дышат. Она повернулась лицом к прохладному керамическому полу и издала горестный стон.
У нее не осталось сил.
Б
оль в том месте, где Дайана ударилась головой о раковину, уменьшилась, остались лишь пульсация и небольшой отек. Когда для нее стало очевидным, что ничего серьезного не случилось, к ней снова вернулись почти противоестественные уверенность и спокойствие. Вытирая глаза, она встала с дивана, пошла на кухню, открыла морозилку, достала кубики льда из автоматического ледогенератора, раздавила их в дробилке в баре доктора Адамса, завернула в полотенце, намочила его и приложила ко лбу. Ее движения были такими же уверенными и точными, как и движения различных механизмов, которыми она пользовалась. Остальные дети проследовали за ней и столпились вокруг, с тревогой наблюдая за ней.
Хотя Дайана не теряла сознание, был момент, когда время на мгновение остановилось, а затем возобновило ход. В ее жизни образовалось небольшое пустое пространство. Теперь, когда она оказалась по другую сторону этой пропасти, все для нее обрело иной вид.
Во-первых, изменились лица детей, они казались более молодыми и менее уверенными, чем прежде. Пол дрожал, Бобби был глубоко потрясен, Синди была молчалива и покорна, и даже Джон, от которого она зависела, был неуверенным и тихим. Всех четырех окружала общая аура: они ждали, что Дайана заговорит.
Внезапно она поняла, что они действительно ждут, когда она что-то скажет.