Звуки неба несколько отличались по интенсивности. Где-то вдали гремел приглушенный дождем гром. Где-то совсем рядом неожиданно раздался хлопок молнии, пауза, а затем звук прямого попадания, которого так и не случилось. Весь дом будто сжался под натиском налетающего сверху ветра. После этого может наступить затишье, почти игровое. А затем новый удар молнии и грома. Близко или далеко? Сейчас или никогда? Бобби прислушивался и ждал.
Особенно внимательно его глаза следили за полем между домиком прислуги и сосновым лесом, растущим вдоль Оук-Крик. В такую погоду Сборщик будет непременно искать, где укрыться, – если, конечно, он вернулся сегодня в свой лагерь. А дом Адамсов располагался ближе всех. Но станет ли он обходить стороной домик прислуги? Что, если он придет сюда? Пойдет ли он по прямой, пробираясь сквозь заросли к укрытию, или сделает крюк, а затем резкий рывок к зданию?
Вспышки молний, казалось, не высвечивали ничего, кроме мертвой кукурузы, прибитой дождем к земле. Но в какой-то момент, во время особо яркой вспышки, Бобби показалось, что он увидел в поле сгорбленную темную фигуру. Бобби затаил дыхание. Он то видел ее, то нет. И так продолжалось до тех пор, пока с каждой вспышкой света он не начал видеть людей, приближающихся к окнам со всех сторон.
Однако Бобби старался оставаться собой; в этом отношении он был удивительным мальчиком. При каждом разряде молнии подпрыгивал с детским испугом и выжидал, но убедившись, что за окном ничего нет, снова брал себя в руки. Это всего лишь игра воображения. И тем не менее подергивание в уголке глаза подсказывало ему, что Сборщик действительно где-то рядом. Желание посмотреть снова было непреодолимым. Он поднял дробовик. Еще одна вспышка – ничего. Возможно, Сборщик только что вышел из леса, а может, все это время находился по другую сторону домика прислуги.
Бобби заставил себя отойти от окна, которое считал лучшей точкой обзора и, дрожа, стал обходить все три стороны здания по очереди. Самое страшное окно, которое выходило прямо на грозу, оставил напоследок. Пряча дробовик за спиной, подошел к нему, то озаряемый вспышками света, то окутываемый чернотой, и всмотрелся в бурю. Он ничего не видел, лишь ощущал то подергивание в уголках глаз.
Окно было расположено над бывшим задним крыльцом, которое позже превратилось в навес для сельскохозяйственного оборудования и неиспользуемых вещей (разного хлама). Бобби посмотрел вниз – его взгляд скользнул под рваные края жестяной крыши – и в следующей вспышке молнии увидел фигуру человека. Этот образ прочно впечатался в его сознание. Мужчина… черные, блестящие от воды ботинки… грязного цвета брюки закатаны до колен… светлая рубашка, прилипшая к темной коже… Он стоит, прислонившись к столбу… вытирает лицо платком… лицо повернуто в его сторону. Затем снова наступила чернота.
Молния.
Подтверждение.
Он никуда не исчез.
В коротком промежутке между вспышками Бобби успел отпрыгнуть от окна к самой сухой стене из четырех. Пальцами, подрагивающими, как соломинки для газировки, он нащупал дробовик. Достаточно выстрелить через окно над навесом – никто не услышит, – и, возможно, это отпугнет Сборщика. Но тут он вспомнил, что у Дайаны были планы насчет этого человека. Он не знал, что делать. А еще Барбара рядом. Оказавшись перед дилеммой, он повел себя как настоящий солдат – помочился горячей мочой в свои и без того уже мокрые джинсы.
– Боже… – произнес он. Потом вспомнил, что как-то сказал ему отец и что сам повторял себе каждую неделю в воскресной школе.
Я не верю в бога, которому нужно молиться.
– Выключи свет, прежде чем пойдешь к себе наверх.
– И не смотри всю ночь телевизор.
– Ладно. – Джон встал и поцеловал мать в лоб. Он был уже намного выше ее, но оставался послушным сыном. – Если дождь перестанет идти до того, как я лягу спать, я схожу и вычерпаю воду из лодки.