— Альберт, привет. Каким ты нынче красавчиком… в белой куртке…
— Точно так, мисс Глазастик, — отвечал официант. — Как там житье в Нью-Йорке?
— Замечательно, — сказала она. Интересно, кто еще в Мейкомбе помнит Глазастика Финч, бесшабашную девчонку-сорванца? Да никто, пожалуй, кроме дяди Джека, который порой безжалостно смущал племянницу, потешая честную компанию звеняще напевным перечнем ее детских прегрешений. Завтра утром она увидит его в церкви, а потом придет к нему в гости. Общение с дядюшкой Финчем — одно из главных ее удовольствий в Мейкомбе.
— А вот скажи, чем объяснить, — неторопливо вопросил Генри, — что вторую чашку кофе после ужина ты всегда допиваешь только до половины?
Она с недоумением заглянула в чашку. Любой — даже из уст Генри — намек, что она ведет себя странно, приводил ее в смущение. Подумайте, какой приметливый. И почему это он пятнадцать лет молчал, а теперь решил сказать?
5
Залезая в машину, она треснулась головой о крышу.
— Ах, чтоб тебя! Почему нельзя сделать повыше?! — И терла лоб, пока муть перед глазами не рассеялась.
— Больно?
— Да ничего. Уже прошло.
Генри мягко прихлопнул за ней дверцу, обошел машину и сел за руль.
— Вот оно, нью-йоркское-то житье, — сказал он. — Разучилась на машинах ездить?
— Разучилась. Интересно, когда их приплюснут к земле? Чтоб не выше фута. В будущем году вообще, наверно, лежа будем ездить.
— И лететь со скоростью снаряда. От Мейкомба до Мобила за три минуты.
— Меня вполне устроил бы старый добрый честный «бьюик». Помнишь их? Сидишь футах в пяти над землей.
— Помнишь, как Джим выпал из машины?
Джин-Луиза рассмеялась:
— Я несколько недель его дразнила: до Баркерова Омута не доехал, из машины выпал, мокрая ку-урица.
В далеком прошлом Аттикус в старом открытом фаэтоне однажды повез Джима, Генри и Джин-Луизу купаться и на какой-то особо зловредной выбоине автомобиль очень сильно тряхнуло, но все обошлось, и он поехал дальше — но уже без Джима. Аттикус безмятежно рулил до места назначения, поскольку Джин-Луиза мало того, что сама не пожелала оповестить отца, что Джима с ними больше нет, но принудила к молчанию и Генри, взяв его палец на излом. На берегу ручья Аттикус обернулся с душевным «Вытряхивайтесь!» — и улыбка примерзла к его губам: «А Джим-то где?» Джин-Луиза отвечала, что, наверно, вот-вот появится. Появившись весь в поту и пыли, задыхаясь после вынужденного спринта, Джим, не останавливаясь, промчался мимо и в чем был прыгнул в воду. Через секунду вынырнул и со зверским выражением лица прокричал: «А ну лезь сюда, Глазастик! И ты тоже, Хэнк! Поквитаемся!» Они приняли вызов, и хотя Джин-Луиза думала — брат ее сейчас утопит, тот быстро разжал пальцы: на берегу стоял Аттикус.
— Там теперь купаться нельзя, — сказал Генри. — Лесопилку на берегу поставили.
Он подогнал машину к закусочной и посигналил, а когда на звук клаксона вышел паренек, попросил:
— Два набора, Билл.
В Мейкомбе можно пить, а можно не пить. Кто пьет, заходит за гараж, откупоривает и выпивает пинту; кто не пьет, под покровом ночи заказывает в закусочной «набор» на вынос; а о тех, кто до или после обеда, у себя дома или с соседом выпивает стакан-другой, здесь не слыхивали. Так Не Принято. Тот, кто так выпивает, как бы уже не может принадлежать к высшему разряду, а поскольку граждане Мейкомба не желали относить себя ни к какому разряду, кроме высшего, подобного стиля в городе не было.
— Мне совсем чуть-чуть, ладно? — сказала Джин-Луиза. — Воду подкрасить.
— Еще не приучилась? — спросил Генри. Он запустил руку под кресло и извлек коричневую бутылку «Сигрэмз Севен».
— К такому крепкому — пока нет.
Генри подкрасил воду в ее бумажном стаканчике. Себе налил как следует, от души, размешал пальцем и, зажав бутылку между колен, завинтил колпачок. Потом спрятал виски на прежнее место и со словами:
— Поехали, — тронулся с места.
Шорох шин по асфальту навевал дремоту. Тем еще дивно хорош был Генри Клинтон, что с ним можно помолчать, когда хочется. Его не надо развлекать.
Когда на нее нападал такой стих, Генри никогда не теребил ее, не тормошил. Он был приверженцем политики Асквита[13] и знал, что Джин-Луиза отдает должное его терпению. А вот ей было невдомек, что этой добродетели он научился у ее отца. «Спокойно, сынок, спокойно, — таков был один из немногих советов Аттикуса. — Не торопи ее. Пусть идет в своем ритме. Будешь гнать — с любым мулом легче будет жить, чем с ней».
Люди, которые вместе с Генри Клинтоном учились в юридическом колледже, прошли войну, были молоды, даровиты и лишены чувства юмора. Соперничество было зверское, но Генри с детства привык к работе. С учебой он справлялся, но из университета вынес очень мало такого, что пригодилось бы в адвокатской практике. Прав был Аттикус Финч: лишь тем хорош был университет, что Генри подружился там с людьми, которые позже стали в Алабаме политиками, политиканами, государственными деятелями. Самое отдаленное представление о том, что такое право и с чем его едят, получаешь, когда приходит пора заниматься его практическим применением. Действующий в штате Алабама раздел общего права был по природе своей столь туманен, что Генри пришлось вызубрить учебник наизусть. Желчный человечек, читавший этот курс, был единственным на факультете профессором, которому хватало духу хотя бы пытаться обучать студентов, но его каменная непреклонность наводила на мысль, что и он не в полной мере разбирается в сути своего предмета. «Мистер Клинтон, — сказал он, когда Генри пытался вызнать у него тонкости какого-то особо двусмысленного положения, — вы можете писать хоть до второго пришествия, но учтите: если ваши ответы не совпадут с моими, они неверны. Да, сэр, неверны!» Немудрено, что в самом начале их сотрудничества Аттикус привел Генри в замешательство, сказав однажды: «Кассация — это просто изложить на бумаге все, что желаешь сказать. Не более того». Терпеливо и ненавязчиво он учил Генри всему, что тот и так знал о своем ремесле, но Генри порой спрашивал себя — неужели надо дожить до Аттикусовых лет, чтобы овладеть юриспруденцией? Заплакал обстриженный наголо Том[14]. Зависимое держание? Нет, первое дело о найденном кладе — сколько бы ни было претендентов, право собственности у того, кто нашел, если ее не затребовал истинный владелец. Маленький трубочист нашел брошь[15]. Генри взглянул на Джин-Луизу. Та дремала.
13
Асквит Герберт Генри, граф Оксфорд и Асквит (1852–1928) — премьер-министр Великобритании (1908–1916) от Либеральной партии; в мирный период пребывания на посту выказывал талант решать возникающие проблемы бесконфликтно, в военные годы был склонен к нерешительности.
15
Имеется в виду английский прецедент «Армори против Деламери» (1722): мальчик-трубочист Армори принес ювелиру Деламери для оценки найденную в трубе серебряную брошь с драгоценными камнями, а ювелир не захотел ее возвращать. Суд постановил, что, поскольку мальчик нашел брошь первым, у него больше прав на нее, чем у всех прочих, за исключением первоначального законного владельца.