Джин-Луизу слегка замутило. Столетняя война, перемежаемая шаткими перемириями, длилась приблизительно двадцать шестой год, и конца ей не предвиделось.
— Тетя, — сказала Джин-Луиза. — Я приехала всего на две недели и собираюсь просто-напросто тихо и мирно сидеть дома. И очень сомневаюсь, что вообще хоть раз выйду за порог. Я целый год напрягала мозги…
Поднялась и отошла к камину, с неприязнью поглядела на решетку, обернулась:
— Не создастся одно мнение — создастся другое. Ей-богу, здесь не привыкли, что я хожу расфуфыренная. — И добавила терпеливо: — Ты рассуди сама: если я выряжусь как на бал, они скажут — ишь ты, совсем нью-йоркская штучка стала. Теперь ты говоришь, что они подумают, будто мне плевать, что они подумают, если я хожу в штанах. Господи ты боже мой, да весь Мейкомб знает, что я вообще носила комбинезон на голое тело, пока у меня не начались эти дела…
Аттикус позабыл про свой артрит. Наклонился завязать отлично завязанные шнурки, а когда выпрямился, покрасневшее лицо было бесстрастно.
— Ну хватит, Глазастик, — сказал он. — Попроси у тетушки прощенья. Не успела приехать — уже дерзишь.
Джин-Луиза улыбнулась ему. Каждый раз, когда отец хотел выразить ей порицание, он вспоминал ее детское прозвище. И со вздохом сказала:
— Извини, тетя Сандра. Извини, Хэнк. Я просто извелась в дороге, Аттикус.
— Извелась не извелась, а все же веди себя прилично. Тут тебе не Нью-Йорк.
Тетушка Александра поднялась и погасила волны, которыми от этого движения пошли планки корсета.
— Тебя хоть кормили в поезде?
— Кормили, — соврала она.
— Тогда, может, кофе выпьешь?
— С удовольствием.
— Хэнк, а ты?
— Спасибо, мэм.
Тетушка вышла, Аттикусу кофе не предложив.
— Так и не пристрастился? — спросила Джин-Луиза.
— Нет.
— А виски?
— Не пью.
— …не курю, женщинами не увлекаюсь?
— Примерно так.
— И не скучно тебе?
— Справляюсь.
Джин-Луиза изобразила замах клюшкой для гольфа:
— А с этим как?
— Тебя не касается.
— Клюшку-то удержишь?
— Да.
— Раньше ты играл прилично для слепца.
— Я никакой не… — сказал на это Аттикус.
— …если не считать, что ты не видишь.
— Не затруднит ли вас подкрепить свое утверждение доказательствами?
— Разумеется, сэр. Завтра в три вас устроит?
— Устроит… A-а, нет. У меня встреча. В понедельник? Хэнк, что там у нас в понедельник после обеда?
— Ничего, кроме этой закладной. В тринадцать ноль-ноль, больше часа не займет.
— Ну вот, я к вашим услугам, мисс. На тебя посмотреть — слепые будут поводырями слепцов.
У камина Джин-Луиза обнаружила старую почерневшую клюшку с деревянной рукоятью, давно уже по совместительству исполнявшую обязанности кочерги. Потом выгребла из старинной плевательницы мячи для гольфа, положила ее на бок, выкатила мячи на середину гостиной, а когда начала загонять их обратно, в гостиной с кофейником, чашками, блюдцами и кексом на подносе появилась тетушка.
— Ты, твой отец и твой брат превратили этот ковер Бог знает во что, — сказала она. — Хэнк, когда я решила привести дом хотя бы в относительный порядок, первым делом выкрасила ковер в самый темный цвет. Ты ведь помнишь, на что он был похож? Черную дорожку отсюда до камина ничем было не вывести…
— Еще бы не помнить, мэм, — ответил Хэнк. — Боюсь, и я приложил к этому руку.
Джин-Луиза поставила клюшку на место, рядом с каминными щипцами, и побросала мячи в плевательницу. Потом села на диван, покуда Хэнк собирал по углам беглецов. Часами могу смотреть, как он двигается, подумала она.
Хэнк подсел к столу, с пугающей стремительностью осушил чашку обжигающего черного кофе и сказал:
— Мистер Финч, мне, пожалуй, пора.
— Погоди, вместе пойдем, — ответил Аттикус.
— Намереваетесь выйти из дому, сэр?
— Непременно. Скажи-ка мне, Джин-Луиза, — спросил он неожиданно, — а о том, что у нас происходит, пишут в ваших газетах?
— Про политику? Ну, каждый раз, как губернатор наглеет и вляпывается, таблоиды поднимают вой. Не более того.
— Нет, про судьбоносное решение Верховного суда.
— А, ты об этом. Ну, если верить «Пост», мы тут, пока не линчуем кого-нибудь, не заснем спокойно, «Джорнал» это вообще не интересует, а «Таймс» до того погружена в думы о вечном, что читать ее скучно до одури. Я вообще ни во что не вникала, кроме бойкота автобусов[6] и этого дела в Миссисипи. То, что штат не добился обвинительного приговора,[7] — самый крупный наш провал после атаки Пикетта[8].
6
Очевидно, речь идет о деле Розы Паркс, чернокожей жительницы Монтгомери, которая 1 декабря 1955 г. была задержана и затем оштрафована за отказ уступить место в автобусе белому пассажиру, как от нее требовалось по местному закону Это привело к бойкоту негритянской общиной городского транспорта.
7
Очевидно, имеется в виду дело об убийстве двумя белыми чернокожего подростка Эмметта Тилла в штате Миссисипи; в сентябре 1955 г. обвиняемых Роя Брайанта и Дж. У. Майлама оправдали, несмотря на веские доказательства в пользу их вины.
8
Джордж Эдвард Пикетт (1825–1875) — генерал армии Конфедерации. 3 июля 1863 г. при Геттисберге по приказу генерала Роберта Э. Ли и вопреки неутешительным прогнозам атаковал наиболее укрепленные центральные позиции северян — атака окончилась провалом, из 15 тысяч южане потеряли 6,5 тысяч убитыми, ранеными и пленными.