— Спасибо, — охотно уступив, широко улыбнулась она. — Служебный автобус прямо у выхода.
— Только что сели? — поинтересовался я, шагая к автобусу.
— Да, — поморщилась она, — я просто выжата, как лимон. Половина народа в грузе оказались продавцами виски, мотавшимися на собрание по продажам в Шотландию. Можете себе представить, на что походила обстановочка.
Тут же представив это, я рассмеялся.
— А на каком оборудовании летаете? — вдруг спросил я по наитию.
— Семь-ноль-семь, я их обожаю, — проговорила она, когда я уже закидывал чемодан в автобус. Помедлив перед дверью, она протянула руку. — Большое спасибо, друг. Без ваших мускулов мне бы не справиться.
— Рад помочь, — ответил я, ни капельки не покривив душой. Она была тоненькая и элегантная, с лицом феи и золотисто-каштановыми волосами. Чрезвычайно привлекательная. В иных обстоятельствах я бы реально попытался познакомиться с ней поближе. Я даже не спросил, как её зовут. Она была очаровательна, но знала о пассажирских перевозках всё от и до, и свидание с ней могло обернуться полнейшим фиаско.
Лётный персонал явно любил помолоть языком, а я в данный момент уж точно не был готов внедриться в их круг. Итак, «оборудование» означает «самолёт», раздумывал я, шагая к своему автобусу. Чувствовал я себя глуповато, но на полпути в Манхэттен разразился смехом, когда мне пришло в голову, что тот старший помощник TWA, наверное, уже вернулся в пилотский зал ожидания и рассказывает остальным лётчикам TWA, как только что повстречал сопляка из Pan Am, летающего на стиральной машине.
Ближайшие дни я провёл в раскопках. В прошлом я уже открыл, что наилучший источник сведений об авиакомпаниях — сами авиакомпании, и потому принялся обзванивать их одну за другой, выуживая у собеседников нужную информацию. Представлялся то студентом колледжа, готовящим работу о пассажирских авиаперевозках, то начинающим писателем, то журналистом или репортёром одной из местных газет.
Обычно я обращался в отдел компании по связям с общественностью. Как выяснилось, авиационные пресс-атташе любят поговорить о своих компаниях. Подозрения, что моё авиационное образование пребывает на уровне детского сада, быстро подтвердились, но всего за неделю я экстерном проскочил старшие классы средней школы и колледж и уже трудился над дипломной работой на звание бакалавра.
Авиационные пиарщики — многие из них и сами когда-то были лётчиками — услужливо скармливали мне массу аппетитных фактов и технических подробностей: типы лайнеров, используемых и американскими, и зарубежными компаниями, ёмкость их топливных баков, скорости, высоты, грузоподъёмность, число пассажиров и членов экипажа и прочие премудрости.
К примеру, я узнал, что немалая часть пилотов гражданской авиации пришла в неё с военной службы. Не получившие лётной подготовки ни в ВВС, ни в военно-морской авиации переходили из мелких авиакомпаний местных перевозок или заканчивали частные лётные школы наподобие Эмбри-Риддл.
Университет аэронавтики Эмбри-Риддл в Дэйтона-Бич, Флорида — самое авторитетное и, пожалуй, крупнейшее лётное учебное заведение в стране, проинформировали меня, этакий Нотр-Дам воздушных просторов.[10] Выпускник высшей школы, не имеющий об аэронавтике ни малейшего понятия, может поступить в Эмбри-Риддл и через несколько лет выйти из неё уже умеющим летать на любом современном авиалайнере.
— Все наши пилоты, не служившие ни в ВВС, ни в морской авиации — выпускники Эмбри-Риддл, — с гордостью сказал один специалист по связям с общественностью.
О войсках я ничего не знал, и не отличил бы рядового от вице-адмирала и потому увенчал себя воображаемыми лаврами выпускника Эмбри-Риддл, окончившего fantasy cum laude, с двусмысленно фантастическим отличием, а после наделил себя парой лет мифического стажа в Eastern Airlines.
По мере того как мои познания об авиации углублялись, а лётный лексикон пополнялся, уверенность в собственных силах мало-помалу возвращалась. Я открыл чековый счёт на имя Фрэнка Уильямса, в качестве адреса оставив номер абонентского ящика, и когда заказанные две сотни именных чеков прибыли по почте, попытался обналичить несколько в новом обличий пилота гражданской авиации.
Всё равно, что ходить на охоту в зоопарк. От торопливости кассиры не успевали извлекать деньги из касс. Большинство даже не спрашивали удостоверения личности, но я всё равно совал им под нос свое липовое служебное удостоверение и эрзац лицензии пилота. Нельзя, чтобы мои искусные произведения остались незамеченными. Первая пара выписанных мной чеков были настоящими, а вот остальные не стоили даже обёртки от жевательной резинки.
Я зачастил в Ла-Гуардиа — не с намерением попасть на какой-нибудь рейс, а чтобы встречаться с авиационным персоналом и подслушивать профессиональные разговоры. Так сказать, испытать свой словарный запас. Аэропорта Кеннеди я избегал, поскольку там базировалась Pan Am. Я боялся, что первый встречный пилот Pan Am в Кеннеди с первого же взгляда распознает во мне мошенника, на месте предаст меня военно-полевому суду и лишит меня не только крылышек, но и пуговиц.
В Ла-Гуардиа я блаженствовал, как медведь в малине. Сдаётся мне, что о некоторых книгах всё же судят по обложке — я в своей униформе мгновенно стал бестселлером. Я входил в кафе, где обычно отдыхало с дюжину, а то и больше пилотов и других членов экипажа, и неизменно кто-нибудь предлагал мне составить ему или им компанию. Чаще им, потому что лётчики склонны гоготать стадом, как гуси. То же самое и в коктейль-барах в окрестностях аэропорта. Я никогда не пил, потому что ещё не причастился к алкоголю и не знал, как он на меня подействует, но моя абстиненция никого не смущала.
Как я выяснил, любой пилот может изящно уклониться от угощения, сославшись на обязательные «двенадцать часов от бокала до штурвала». При том никому явно не приходило в голову, что я штурвала даже в глаза не видел. Мой облик всегда принимали за чистую монету. Раз на мне мундир пилота Pan Am, — значит, я и есть пилот Pan Am. Авиаторы пришлись бы Барнуму очень по душе.[11]
Поначалу я больше отмалчивался, позволяя беседе течь без моего участия, запоминая словечки и фразы из авиационного жаргона, и вскоре уже изъяснялся на лётном жаргоне, как на родном. Для меня Ла-Гуардиа стала Берлитцем воздушных трасс.[12]
Часть моих «учебников» была просто-таки шикарна. Похоже, стюардессы не очень-то привыкли видеть по-настоящему молодых пилотов, годившихся им в ровесники. «Приве-е-ет!» — то и дело мимоходом говорила какая-нибудь из них, стреляя глазками, и в голосе её недвусмысленно сквозило приглашение. Я чувствовал, что отклонить могу лишь сколько-то из них, не показавшись грубияном, и вскоре ухаживал сразу за несколькими девушками. Я водил их в рестораны, в театры, на балет, на симфонические концерты, в ночные клубы и кино. А ещё либо к себе, либо к ним.
Я обожал их за ум.
Да и всё остальное в них было восхитительно. Но поначалу меня больше интересовали профессиональные знания девушек, чем их тело. Разумеется, я не возражал, если одно органично сочеталось с другим. Спальня может быть великолепным классом.
А я был одарённым учеником — в том смысле, что узнать что-нибудь, скажем, о бухгалтерской стороне авиаперелётов, когда тебя покусывают за плечо и впиваются ногтями в спину, можно лишь проявляя академическую сосредоточенность. Нужно всем сердцем стремиться к знаниям, чтобы сказать обнажённой даме: «Эге, да это твоя лётная инструкция? А у наших стюардесс немножко другие».
Копался у них в мозгах я очень аккуратно. Даже провёл с тремя стюардессами неделю на горном курорте в Массачусетсе, и ни одна из них не усомнилась в моём статусе пилота, хотя запас моих жизненных сил и подвергся кое-каким сомнениям.
Не стоит думать, будто стюардессы вообще склонны к промискуитету. Как раз напротив. Миф о том, что все стюардессы страстные нимфоманки, — только миф. Если уж на то пошло, то «стюшки» куда осмотрительнее и разборчивее в своей половой жизни, чем женщины иных профессий. Все, кого я узнал, были умными, образованными и ответственными молодыми женщинами, отлично справлявшимися со своей работой, а ведь я особо не выбирал. Те, что стали моими партнёршами, запрыгнули бы ко мне в постель, даже будь они секретаршами, медсестрами, библиотекаршами или ещё кем-нибудь. Стюшки — женщины славные. У меня остались очень добрые воспоминания о тех, кого я повстречал, и если какие-то из воспоминаний приятнее других, то вовсе не обязательно из-за сексуального подтекста.
10
Имеется в виду не Собор Парижской Богоматери, а знаменитый Нотр-Дамский университет Лиги Плюща в США.
11
Финеас Тэйлор Барнум — «отец рекламы», создатель цирка. Утверждал, что американцы жаждут обмана, и в каждом из них живёт олух. Автор высказывания «Простофили рождаются каждую минуту».
12
Максимилиан Дельфиний Берлитц — создатель знаменитых курсов изучения иностранных языков и основатель одноимённой корпорации, выпускающей авторитетные словари.