— Милана, скажи ему наконец
Шумно дышит глазенками меня проедая. Киваю ей, о чем он. Молчит, как потеряшка и отходит в строну.
— Мы ждем ребенка и скоро поженимся — студент жмет болевой. На минуту как отключаюсь.
— Это правда? — задаю ей вопрос
— Да — почти без звука шепчет, и убегает в дом.
Не хотел трогать, но все таки мажу ему нижне — челюстной. Опрокидывается на землю.
В какой-то момент становится даже стыдно. Ну, тут как не говори, прозрение ебашит. У нас общий диагноз. Мы в запале несем весь шлак из башки. И Милана рубит со злости. Как я. Вываливаем, а потом сожалеем.
Я тухну. Гашу себя и даже подаю руку, чтобы помочь подняться.
— Слушай ты хоть не вмешивайся. Мы итак помириться не можем, то один, то другой лезет — призываю к солидарности.
— Я думал, ты ее бросил.
— Она … раз пять точно — понимающе кивает и с непонятным выражением. Жалеет меня, что такое сокровище досталось, но куда уже денешься.
— Ну, удачи — кидает напоследок.
— Лед приложи, а то завтра, еду затолкать будет проблематично — одариваю напутствием.
Термометр бьет в голове точкой кипения. Все, хватит тянуть, пока еще кто-нибудь не нарисовался.
Мою руки и не спеша двигаюсь к двери. Дергаю ручку, а там заперто. Додумалась тоже. Ломать дверь не в своем доме. Мозги еще воспринимают адекватно, что так не пойдет. Стучать бесполезно все равно не откроет. Ладно, Анимеха, выкраду вместе с забором.
Цепляю руками подоконник и прыгаю в открытое окно. В очередной раз понимаю, что совсем ебнулся. Я теперь форточник, со странными предпочтениями. Ворую Анимех.
Она перебегает от одного окна к другому. Крадусь ближе и тихо покашливаю за спиной. Ловлю ее запястья, когда хочет дернуть в сторону. Подхватываю за бедра, одевая на себя и прижимаю к двери.
— Дернешься трахну — подкрепляю угрозу, вдавливая член. Знаю что грубо.
Застывает, только сопит от негодования. Жду пару минут, пока примет неизбежность происходящего. Не хочу давить, но по другому не выйдет. С ней все вывернется так, что уже не склеишь.
Студент… блять… студент. Ладно похер на него. Со злости наговорила.
Успокаивается, дышит ровнее. Залипаю, как розовый язычок скользит по губам.
Уф… Погнали…
Усаживаюсь на диван, придерживаю одной рукой и стягиваю футболку.
— Пусти меня — мотаю, ей нет.
— Трогай — приказываю.
Неуверенно кладет ладошки на грудь, гладит. Боится ослушаться, давлю как танк. Только так Ми, с тобой иначе нельзя.
— Нравится? — задаю вопрос, для меня это не тайна. Сглатываю и думаю, что сейчас полыхнет, но нет. Насторожено затихает и с обидой и горечью произносит:
— Да.
— Мне тоже… всегда… не смотря ни на что.
Целую без натиска иначе до конца не дойдем. Гуляю по губам, слегка втягивая бархатную поверхность. Еще раз, пока не начинает отвечать, только потом отрываюсь
— И это… и еще просыпаться с тобой… и завтракать. И вообще все делать с тобой. Как это все назвать, одним словом, Милана? М-м-м?
— Я не хочу отвечать на твои вопросы… это неправильно.
— Почему? Ну же задай главный — отворачивается, вижу, как закусывает губу — Молчишь? А я скажу. Я тебя люблю — возмущено вскидывается, я останавливаю — Да, я могу просто об этом говорить.
— Ром, замолчи… Артем и Олеся… тебе к ним надо — губы дрожат и начинает пускать слезинки, убираю и заканчиваю мучить.
— Ми, раньше не могла спросить, три недели в котле кипятила. Темка он родной, но я ему не отец. Угадай кто? — хлопает своими ресничками и отвечает с удивленной улыбочкой.
— Да, ладно, Максим — сообразительная Анимешка, подключилась к моему вайфаю и ловит волну.
— Пять балов. С Леськой мы уже два года не спим, не живем, и общаемся только по вопросам Темыча. Штамп в паспорте, и ничего кроме — сука… а это оказывается охереть, как легко говорить. Дибилоид… почему раньше молчал.
— Ром, но она сказала, что беременна.
— Гонит, есть такой пунктик. Ей Снежанна про тебя трепанула. Сложила два плюс два, вот и отыгралась.
— М-м… что — то не клеится, как они это сложили — тянет с подозрительностью в голосе.
— Ты фотографии отправляла на сайт, и там в профиле, твой аватар при регистрации.
— А ты как узнал?
— Это вообще-то Леськина контора, и я этой платформой занимался. Словил сообщение на электронку, зашел, потом Архипову к стенке прижал. Она мне все и выложила.
— Врешь?
— Нет. Твоя очередь, Ми. Что это за хрен? И какого хуя, он нес что ты беременна?
— Никита? Мы со школы не виделись, только вчера встретились — вроде и не сомневаюсь, но все равно выдыхаю облегченно.
— Вот и разрулили — трусь об нее лицом — Любишь меня, Анимеха?
— Люблю — даже как-то зло, как нахер послала
— А что так грубо? — занюхиваю свою самочку, опять врушка пахнет моим гелем. Хочет задвинуть очередную остроту, но молчит. Смотрит. Как смотрит весь мир переворачивает.
Прижимаю так близко, что между нами ни сантиметра не остается. Ловлю в зеркале эту картинку на память, щелкаю в себе. Так и должно быть всегда.
— Кончай, злится, целуй и раздевайся… у нас всего два дня — пришептываю. Вокруг такая тишина растекается.
Вдох… выдох… Вселенная…наша
Глава 38
Только хочу спросить, почему у нас всего лишь два дня, он не дает, впиваясь бешеным поцелуем. Сопротивляться я не хочу. Не могу. Не буду.
Отвечаю. Отвечаю на каждый.
Любовь расцветает всем спектром вернувшейся весны, и размахом общей вселенной. Растет с каждым касанием. Орбита ширится, заполняя весь организм невыносимым ощущением счастья.
Он расстегивает пуговицы на халате даже через чур медленно. Подаюсь вперед, когда губы опускаются на мою шею.
— Анимеха, ты мой рай… охуенная… блядь… прости, самая лучшая — смеется — Сука- это не то слово.
— То, Ром, я тебя любым принимаю… грубым… нежным не важно… главное ты — после этих слов он замирает, руками сжимая так, что кажется ребра треснут. Больно, но больше желанно, потому что не почти, а мой. Целиком.
Снова кружит космическими приливами и это нельзя объяснить, передать. Мы это чувствуем, вместе.
Сейчас еще сильнее, после разлуки, всего пережитого. Ценишь каждое мгновение, касание и потерять страшно вдвойне.
— Люблю твое тело, Ми, боготворю… молюсь на него — шепотом бьет по каждой клеточке, лаская руками, губами. Энергией потоком несущейся по венам, жжет их от удовольствия, плавит.
Я глажу его, проминая пальцами горячую плоть. Мускулы на руках, всей поверхностью ладоней касаюсь груди. Всего хочу только себе. И получаю.
Снимает с меня одежду не торопясь. Нарочно тянет тканью по коже
Следит неотрывно, когда укладывает на кровать.
— Малыш, разведи ножки… дай посмотреть — глухо вибрирует, стягивая штаны.
Подчиняюсь, не переставая наслаждаться его обнаженным видом. Смотрю. Мой.
Как полыхает огонь. Как пожирает глазами. Хищно облизывается, склоняется, подхватывая за бедра и зарываясь лицом между ног.
— Ядовитая моя… вкусная… вылижу тебя — так пошло нашептывает во влажные складки. Дыхание перехватывает и потом темные точки перед глазами, гипоксия покалыванием накрывает отказывающее сознание. Его язык скользит то проникая, то снова растягивая влагу. Только его имя на губах. Его губы на мне. Внутри все так ноет и горит, стягиваю всю силу воли.
Рычит, когда сдвигаюсь назад.
. — Так же тебя хочу — не даю одуматься, толкаю на спину, усаживаясь перед ним — Кончишь для меня — коварно ухмыляюсь, протягивая языком по губам.
Не успеваю дотянуться, как назойливая мысль врезается в голову.
— Ром, а как ты узнал, что я здесь?
— Гремлин сказал — говорит отрывисто.
Поглаживаю стальной ствол.
— Ром?
— Да, малыш — терпеливо смотрит на меня, и нетерпеливо на то, что я делаю руками. У него как-то получается, совмещать два этих взгляда.
— У тебя даже член красивый.