Время шло, и я все больше понимал язык их тела. По движениям я понимал, кто из них злится, или сильно озабочен, и когда какая пара вступала в любовную связь, и когда они были готовы схлестнуться, даже если за этим никаких боев и не следовало. У меня полным полно снимков жестоких стычек между самцами, скорее всего, они происходили на почве ревности, но есть у меня и фотографии горячих поцелуев, когда гибкие шеи и скрещенные клювы принимают форму сердца. В двух особых больших альбомах хранятся фотографии всех пар, причем некоторые из них со своими птенцами. Они ведь, утверждает Душан, в семьях хранят верность, и только смерть одного из партнеров разбивает их союз. Он любил фотографировать их в начале лета, когда на озере появляются мамаши с молодью. Птенцам он приносил измельченный ржаной хлеб, потому как опасался, что зерно будет для них слишком твердым.
С каждым днем, говорит он, становился все более приверженным и преданным знатоком. Начиная с мая и до середины сентября, я чаще всего обедал на берегу озера, вместе со своими лебедями. Им я приносил корм, а себе — сэндвич или какие-нибудь фрукты. Часто в выходные дни таким образом обедало все семейство Барачки, разве что в подобных случаях жена София устраивала настоящий пир на природе, а дочка аккуратно насыпала кучки разных зерен на доску, которую Душан устанавливал на манер низкого турецкого столика на берегу, совсем рядом с водой. Даже маленькая Тина знала, что нельзя им бросать пищу в воду.
В рабочие дни к обеду с лебедями иногда присоединялась его коллега по работе, имя которой он старался не упоминать при Софии, хотя она ее хорошо знала. Коллега тоже была влюблена в прекрасных, благородных птиц. Она так и называла их — птичьи дворяне. В зимние месяцы, когда из-за суровых холодов птицы скрывались в своем лагере, он, как правило, брал отпуск и с Софией и дочкой Тиной отправлялся кататься на лыжах в Норвегию или в Сербию навестить родню. Остаток зимы он отдавал свободное время систематизации огромного фотоархива, посвященного родной стае, с нетерпением ожидая возвращения птиц на озеро. Зима — отвратительное время года, которое так долго тянется, жаловался он Хосаму, ты ведь знаешь, как мне не хватает моих птичек. А разве ты еще не привык к этому, вспомни, на лекции № 6 мы учились говорить о волшебных зимних вечерах, когда, кроме катания на коньках, мы можем наслаждаться разнообразными концертами, театральными представлениями и выставками. Похоже, ты прогулял это занятие, мой дорогой, издевался над ним Хосам.
Летом он старался не пропускать ни одного дня, София и Тина чаще всего сами отправлялись на отдых, а он проводил летние дни на берегу озера, потому что солнце заходило почти в полночь, что было настоящим праздником и для него, и для лебедей, и нередко к ним присоединялась та женщина, которую звали…
И вот нá тебе, какой-то сумасшедший однажды ночью ворвался к ним и в своем безумии хладнокровно уничтожил сорок семь великолепных птиц. Общественность взбудоражилась, газеты опубликовали десятки статей, интервью со сторожами, прохожими, орнитологами. Люди печалятся, спрашивают, как и почему, а те, кто обязан был установить, что на самом деле произошло, и отыскать преступников, молчат и хихикают. Как будто они уже смирились с тем, что это странное и неразрешимое происшествие следует закрыть и отправить в архив.
Так что, доктор, понимаете ли, я с этим не согласен, я ведь не сидел сложа руки все эти семь месяцев и не хихикал, но работал день и ночь. Число подозреваемых в моем расследовании уже сократилось всего до шести человек. Мне осталось только сконцентрироваться и действовать очень внимательно. Любая ошибка может привести к падению со скалы в пропасть. А этого я никак не могу себе позволить.