И тут актер спросил:
— Вы ведь сейчас встречаетесь с членами тайного общества по изучению прозы Виктора Дугайлича, не так ли?
Виктор, в свою очередь, ответил на вопрос вопросом:
— Вы тоже состоите в нем?
— Да, — отозвался актер, — уже шестнадцать лет.
— Но моя первая книга вышла, — воскликнул Виктор, — только восемь лет тому назад!
— Я знаю, — отозвался актер, — это было первое, что я услышал, придя на собрание Общества. Нам раздали тексты с заголовком: «Нынешние и будущие произведения», и еще там сообщалось, что приближается мгновение, когда первая ваша книга выйдет в свет. Правда, они ошиблись в предвидении, написав, что книга появится через семь лет — ее напечатали только через восемь.
— Я подготовил ее к изданию годом раньше, — сказал Виктор, — но у издательства возникли какие-то непредвиденные обстоятельства, и рукописи пришлось месяцев десять ждать своей очереди.
Некоторое время они шли молча, но потом, выйдя на площадь перед железнодорожным вокзалом, Виктор спросил:
— Но как они все это узнали?
— Кто?
— Члены тайного общества.
Актер глянул на него и улыбнулся:
— Об этом вы их спросите сами. Кстати, вас уже ждут.
И в самом деле, перед входом в «Гранд-отель Муссман» уже стояли люди, те самые — отметил про себя Виктор, которые присутствовали на литературном вечере. Они все так же держали в руках по одной из его переведенных книг, а у женщин их было даже по три.
3
К этому времени Виктор Дугайлич издал пять книг (шестую перед отъездом передал редактору издательства «Лагуна»), но первые две мало кто знал. Похоже, они не были известны и тайному обществу по изучению его прозы, которое, тем не менее, знало о каких-то абсолютно незначительных деталях его жизни. Этот факт, эта нескладуха в соотношении важных и мелких обстоятельств начала все больше раздражать его, особенно когда они расположились в ресторане неподалеку от гостиницы. Актера с ними не было; он удалился, предварительно поздоровавшись с членами Общества, что заставило Виктора задуматься о том, какими критериями руководствовалось Общество, отбирая своих членов, рассаживающихся в этот момент за столами. Точнее, это были два стола, которые быстро сдвинули и уставили графинами с водой, чашками с кофе, чаем и тарелочками с пирожными. Тайное общество, похоже, знало, что Виктор — сластена, потому что перед ним оказалась солидная порция шоколадного торта, его любимого лакомства.
— Отлично, — произнес Виктор, — давайте начнем.
Он ухватил ложечкой кусочек торта и отправил его в рот. Члены тайного общества наблюдали за ним. И тут они практически одновременно принялись поедать свои пирожные, пространство вокруг них наполнилось звяканьем бокалов и столовых приборов. При этом никто из них не проронил ни слова, будто они ожидали сигнала, так что Виктор в конце концов отложил ложечку и начал:
— Да, я в своей прозе восхищаюсь тишиной, но это не значит, что мы должны сидеть молча. Смею предположить, у вас есть ко мне некоторые вопросы?
Члены тайного общества продолжали хранить молчание.
— Если вам не о чем спросить меня, — продолжил Виктор, — то я сам начну расспрашивать вас.
Он рассмеялся, словно произнес что-то веселое, но никто не отреагировал, и его смех резко оборвался.
Над столами, за которыми расселись члены Общества, вновь воцарилась тишина. Все они, как заметил Виктор, уставились на него, а он, попросту говоря, совсем не знал, что следует делать. Наконец, отозвалась девушка, сидевшая рядом с человеком, который днем разговаривал с Виктором. Она открыла книгу, лежавшую перед ней на столе, и прочитала:
— Говорящий никогда не поймет того, кто молчит.
Виктор вежливо улыбнулся, несмотря на то, что почувствовал, как им овладевает раздражение.
— Хорошо, — произнес он, — эти слова действительно есть в моем романе, но я никогда не рассчитывал на то, что они будут восприняты настолько буквально. Молчание — хорошая штука, никто в этом не сомневается, но я не имел в виду, что вообще никогда не следует говорить.
Виктор посмотрел на девушку, прочитавшую эту фразу, та потупилась и вымолвила:
— Это не из романа.
— Почему вы считаете, — спросил ее Виктор, — что это не из романа?
Девушка еще ниже склонила голову. Казалось, она целиком, без остатка, старается вжаться в свой стул.