И все же, несмотря на прижимистость Кэт. мы продвигались вперед.
С помощью Джереми и Джона Мэлита работа зоопарка была перестроена. Мы завели картотеку, на каждое животное по три карточки: розовая, голубая и белая. Белая карточка — «анкета», на ней записано, где приобретен образец, в каком состоянии поступил в зоопарк и так далее. Розовая карточка — история болезни, в ней содержатся все сведения о здоровье и лечении животного. Голубая карточка — данные о поведении. Пожалуй, она самая важная, ведь на ней — записи о брачных играх, сроках беременности, территориальных метках и тьма других сведений.
Кроме того, в кабинете Джереми хранился большой «Дневник», в нем любой сотрудник зоопарка мог записывать интересные наблюдения, которые потом заносились в соответствующие карточки. Постепенно у нас накапливался богатейший материал. Удивительно, как мало мы знаем даже про обыкновенных животных. У меня довольно внушительная библиотека, около тысячи томов, но поищите в них, скажем, сведения о брачном поведении того или иного животного
— ни слова.
Затем мы пересмотрели кормовой рацион. Я вычитал, что Базельский зоопарк составил специальный паек, скармливаемый животным вдобавок к обычной пище; он не только улучшает общее состояние животного, но и способствует размножению. Было установлено: как бы хорошо вы ни кормили животных — а мы всегда давали своим лучшее, что только могли достать, — в корме недостает очень важных для организма солей и других компонентов. Тогда-то и придумали особый «пирожок» с этими веществами.
Я написал в Базельский зоопарк доктору Эрнсту Лангу, он любезно прислал мне все данные, потом мы обратились к нашему мельнику, Лемаркану, и он, следуя рецепту, приготовил малопривлекательное на вид бурое тесто. Мы взирали на него с недоверием, но я все же попросил Джереми провести недельное испытание и доложить о результатах. В последнее время Джереми частенько наведывался к нам за советами. Сидишь дома, работаешь, вдруг — стук в дверь, появляется голова и слышишь:
— Э… это я, Джереми.
С этими словами он входит в гостиную и излагает очередную проблему. Вот и теперь, после недельного испытания «пирожка», я услышал знакомый стук.
— Э… это я, Джереми.
— Входи, Джереми, — пригласил я его.
Он вошел и остановился на пороге гостиной. Высокий, волосы цвета спелой ржи, нос, как у герцога Веллингтона, и ярко-голубые глаза, которые слегка косят, когда Джереми чем-то озабочен. Сейчас он заметно косил: значит, что-то не ладится…
— Ну, что случилось?
— Понимаете, я насчет этой смеси… Наши… гм… животные не хотят ее есть. Правда, мартышки попробовали немножко, но мне кажется, скорее из любопытства. А другие совсем не едят.
— А человекообразные?
— Даже не притронулись, — мрачно ответил Джереми. — Я уж и так и эдак, даже в молоко клал — не едят, да и только.
— А подержать их впроголодь пробовал?
— Нет, — сказал Джереми с виноватым видом. — Чего не пробовал, того не пробовал.
— Ну так попробуй, — предложил я. — Завтра же посади их на одно молоко и предложи «пирожок». И посмотри, что выйдет.
На следующий день — знакомый стук и знакомое: «Это я, Джереми».
— Я насчет человекообразных, — доложил он, стоя на пороге гостиной. — Мы оставили их без завтрака, потом дали молоко и «пирожок». Все равно не едят. Что будем делать?
Я был озадачен не меньше его. В Базельском зоопарке все животные охотно ели «пирожок». Очевидно, нашей смеси чего-то недостает. Мы позвонили мистеру Лемаркану.
— Как вы думаете, что можно добавить в смесь, чтобы она была вкуснее и заманчивее?
Он поразмыслил несколько минут, потом дал блестящий совет:
— Как насчет анисового семени? Абсолютно безвредно, и большинство животных любят его запах.
— Пожалуй, вреда не будет, — согласился я. — Вам нетрудно приготовить смесь с анисовым семенем?
— Что ж, это нетрудно, — ответил мельник, и отныне мы стали получать «пирожки», пахнущие анисом.
Животные с первой же минуты пристрастились к ним. До такой степени, что с той поры самым любимым видам корма они предпочитали «пирожки». Смесь явно пошла им на пользу, и приплод увеличился. За год после введения нового рациона было получено потомство от двенадцати видов млекопитающих и десяти видов птиц, и мы были чрезвычайно довольны собой.
Пожалуй, самыми важными, но и самыми тревожными для нас в тот год были роды у южноамериканских тапиров. Папаша, Клавдий, приобретенный мной в Аргентине, в свое время причинил нам немало хлопот: он удирал из зоопарка и производил опустошения в соседних садах и на полях. Но после того как мы нашли ему супругу, Клодетту, он остепенился, стал солидным и дородным. Тапиры смахивают на гнедых шотландских пони, а их длинный подвижный нос чем-то напоминает слоновый хобот. Обычно это ласковые и дружелюбные существа. Когда Клодетта достигла надлежащего возраста, состоялось спаривание. Мы тщательно записали все сроки на голубых карточках и вскоре убедились в ценности картотеки; как только у Клодетты появились признаки беременности, мы смогли, считая от даты последнего спаривания, определить, когда примерно ждать детеныша.
И вот однажды раздается знакомый стук в дверь: «Это я, Джереми», — и появляется озабоченный Джереми.
— Я насчет Клодетты, мистер Даррелл, — сказал он. — Если считать по карточке, она должна родить в сентябре… Ну вот, я и подумал, не лучше ли перевести ее в другой загон, отделить от Клавдия?
Мы обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что, в самом деле, стоит их разделить — ведь неизвестно, как Клавдий отнесется к детенышу. К тому же он близорук и вполне может нечаянно наступить на него. Клодетту перевели в соседний загон; она могла слышать запах Клавдия, даже тереться с ним носом через проволочную сетку — и спокойно производить на свет свое дитя. Но тут Клодетта дала нам повод для тревоги. Счастливое событие должно было вот-вот состояться, она заметно округлилась, однако плод не шевелился и соски не наливались молоком. Джереми, Томми Бегг (наш ветеринар) и я устроили совещание.