— Ну, мой мальчик, я безумно рад, могу сообщать тебе, что ты выдержал экзамен для руководящих работников, и настолько удачно, что профессор Феллинг допустил тебя до заключительного экзамена, так что тебе не надо будет проходить следующие четыре проверочных круга, — ухмыляется президент.
Я поперхнулся, и начинаю кашлять и выплевываю виски. Как ради всего святого я должен объяснить это Беа? Сегодня это ужасное сообщение разбило ее так, что она даже не могла говорить об этом.
— Мой ковер! — визжит мама и спешит на кухню.
— Теперь, Квинн, мой юный друг, — президент энергично стучит по моей спине, так что я спотыкаюсь и расплескиваю еще больше виски, как раз, когда мама выходит из кухни.
— О Боже! — она уже стоит на коленях на полу, чтобы вытереть пятна.
Мой отец сияет, братья ухмыляются, президент напряженно таращит на меня налившиеся кровью глаза — все ждут, что я подниму руки вверх и буду издавать крики ликования. Если бы я станцевал сейчас перед ними канкан, они бы совсем потеряли голову.
— Там наверное какая-то ошибка, — говорю я наконец.
Моя мать дышит с трудом. Улыбка отца исчезает.
— Что? — глаза президента сужаются.
— Я хорошо справился, но Беа Виткрафт была гораздо лучше. И она провалилась. Так что я вряд ли мог выдержать этот экзамен.
— Никакой ошибки нет, — говорит мой отец, очень медленно. Мои братья сползают с дивана и растворяются в прихожей, даже мама снова исчезает в кухне.
— Он высказывает сомнения! Ха-ха! — президент стучит меня по спине, да так сильно, что мне приходится держаться за каминную полку. — Мне нравятся мужчины с сомнениями!
Я ловлю его взгляд и пытаюсь еще раз.
— Беа Вирткрафт заслуживает пройти дальше. Я думаю, это была ошибочная оценка.
В несколько шагов мой отец пересекает комнату и хватает меня за воротник, прежде чем я успеваю защититься.
— Слышал ли ты, что я сказал? Никакой ошибки нет!
Очень тяжело дышать, момент я борюсь с ним, пока не замечаю, что он не хочет драки, а просто требует от меня согласия, ничего больше. И тогда я киваю, а он освобождает меня.
— Ошибка с твоей подругой.
— Нам нужны руководители, которым мы можем доверять, — президент игнорирует напряженную ситуацию между отцом и мной. — Ну, и когда мы посмотрели запись, мы пришли к заключению, что маленькая Виткрафт — личность, не достойная доверия.
Что? Беа — не заслуживает доверия? Забыли ли они, что я тоже там был? Слышал все, что она говорила. И именно это я охотно бы вбил им в голову, но мой отец так зло смотрит на меня, что я держу рот закрытым.
— Таких как твоя подруга мы называем любезными, любителями деревьев, — объясняет президент. — Это конечно, не совсем правильное имя для них. Ха!
— Крысы, — дополняет мой отец.
— Что? Вы думаете, что Беа террорист, потому что она отстаивала тему деревьев? — кричу я. Ничего более безрассудного не слышал. Она может делать только правильные вещи, это запрограммировано в ней.
Президент и отец обмениваются понимающими взглядами. Неужели возможно, что Беа в списке подозреваемых?
На цыпочках моя мама возвращается в гостиную. Она снова поглаживает большой живот.
— Еще немного, Кейн? — спрашивает она и идет к нему с бутылкой виски.
— Ах, с удовольствием. К сожалению, дети ждут, и они защипают меня, если я не вернусь вовремя, — он смеется, — всем спокойной ночи. В частности тебе, — говорит президент и смотрит на меня. — У тебя блестящее будущее впереди, Квинн, — он улыбается, но в следующую секунду улыбка исчезает. Он притягивает меня к себе и делает вид, что обнимает, а сам шипит мне в ухо: — Любители деревьев, остерегайся! Ха!
Я делаю шаг назад и растерянно смотрю на него. Я не хочу, чтобы он считал меня или Беа врагами, поэтому коротко киваю.
— И я увижусь с вами завтра, — он направляет два сложенных указательных пальца, словно, это пистолет на моего отца.
Когда мои родители провожают его к входной двери и прощаются, я остаюсь один в гостиной со стаканом виски в руках. Делаю еще глоток. Затем ставлю стакан на журнальный столик и надеюсь, что одолею лестницу наверх в свою комнату, прежде чем родители закончат стандартную процедуру прощания. Но когда я поднимаю взгляд, они уже стоят передо мной с темными лицами.
— О Боже, он так потолстел, — замечаю я. Это должно было их рассмешить, но никто не улыбается, и это абсолютно не важно.
Не изменяя выражения лица, мой отец садится в кресло и подает мне знак последовать его примеру. Я опускаюсь на диван.
— Ты совершенно не выглядишь счастливым, — добавляет он.