— Ну давай, бери мою бутылку, — шепчет она.
— Мод, я…
— Ну, по правде, я бы еще пару лет охотно пожила, но я точно знаю о чем вы двое шептались там. Я знаю, что этого воздуха хватит для вас двоих, по крайней мере для того, чтобы выйти отсюда живыми и тогда найти вашего друга.
Я не знаю, что должна сказать. Поэтому говорю, что первое приходит в голову. — Он не мой друг.
Но Мод только моргает и засовывает вторую половину в рот.
— Последняя трапеза. Последний обед перед смертью. Маленький стакан шампанского был бы кстати. И тарелка с шоколадными трюфелями. Но протеиновый батончик тоже неплохо, — с этими словами она отстегивает кислородный баллон. — Иди и найди его. Если ты так сильно любишь его, он определенно хороший парень, — Мод снимает дыхательную маску и подает мне.
Я полностью уничтожена и подавлена добротой Мод.
Но у меня нет права менять ее жизнь на жизнь другого человека, даже если я люблю его.
Я прижимаю маску к ее лицу и, не думая, обнимаю ее.
— Эй, отпусти меня, — мямлит она.
— Скажи-ка, тебе полностью сорвало крышу? — Алина подбегает и оттаскивает меня от Мод, которая, не смотря на ее слова, цепляется за меня также как и я за нее. — Кто знает, что у нее внутри? Что за бред? — ревет Алина.
С отвращением она смотрит на Мод. И тогда очень медленно, ее выражение лица меняется.
Наконец, она совсем не выглядит разъяренной, а всего лишь печальной.
И когда я отпускаю Мод, понимаю почему: Мод плачет. В слабом луче света она выглядит такой безутешной, уязвимой и такой человечной, когда подает мне свой кислородный баллон совершенно бескорыстно, так что нужно быть полным извергом, чтобы не посочувствовать ей.
Я практически уверен, что никто не ищет меня. А если и искали, то к этому времени они сдались. Нет никакого смысла кричать дальше, поэтому я молчу.
Я не пытаюсь откапываться. Это только расходует кислород.
Я никогда действительно не задумывался о жизни, и как-то немного жаль, что, когда я делаю это в первый раз, он же окажется последним. Наверное, я проживу еще максимум день.
Все же сожаления и благодарности, которые крутятся у меня в голове, уже ничего не значат. Я не смогу больше ничего предпринять.
Все время я вынужден думать о моих братьях, Ленноне и Кине. Они часто доставали меня по самое не хочу, но все же я ужасно их люблю.
Своих родителей я тоже люблю. Даже не могу думать о том, как сильно я их всех люблю. И о том, что никогда больше не увижу их и не смогу сказать им, что люблю их.
Если бы я был милее с ними! Если бы я хотя бы время от времени разговаривал с ними уважительно!
А еще Беа. Я не знаю, почему она не перестала общаться со мной. Я так часто бросал ее, только потому что у меня было свидание с какой-нибудь девчонкой, которую я знал всего несколько часов.
А позже, когда пустая болтовня с девушкой мне надоедала, я бежал к Беа, чтобы поделиться горем. Моим горем?
Как Беа должна была жить, если ее родители не могли позволить достаточное количество кислорода, чтобы просто позволить ей с кем-то выйти прогуляться?
Если каким-то чудом я выберусь отсюда живым, то в первую очередь попрошу прощение у Беа. Я даже могу представить ее лицо, когда она простит меня.
Ее глаза наполнены слезами, когда она подходит ко мне и обнимает.
Мод, Алина и я сидим на краю грязной платформе, опустив ноги вниз. Я открываю еще один протеиновый батончик и делюсь им с Алиной.
— Если я отдам тебе свой кислородный баллон, ты вернешься и найдешь Квинна? — спрашиваю я Алину.
— Ты же знаешь, что я не стала бы этого делать, — говорит она, и, конечно, я знаю это, но я все равно должна была спросить. Чтобы быть уверенной.
Я пытаюсь уговорить себя, что с ним все в порядке, что он ждет нас, все равно, на какой станции Алина выведет нас на солнечный свет. Я пытаюсь внушить себе все это, хотя точно знаю, что вероятнее всего Квинн уже мертв, или почти мертв. И тогда я клянусь, что буду мстить за смерть Квинна, если он не выживет. Я найду способ отплатить министерству за его смерть.
Я уже потерял всю надежду и пару раз был без сознания, когда чей-то голос вырывает меня из этого состояния. Кто-то зовет:
— Эй?
Я задаюсь вопросом, не кажется ли мне все это из-за низкого запаса кислорода в моем баллоне, настолько что я начал бредить. Я кашляю. И тогда снова слышу голос:
— Эге гей!
Я пытаюсь кричать, но мое горло пересохло, и любая попытка вызывает кашель. Я кашляю и кашляю, а в это время кирпичная куча вокруг меня осыпается, и пыль летит мне в глаза.