Поднимаясь по лестнице, он даже вспомнил, как два года назад, когда на подъезд поставили домофон, квартиранты со второго этажа, чьи хозяева не удосужились снабдить ребят ключами, действовали очень просто: перед выходом из дома открывали щеколды на рамах, а поскольку приходили с работы поздно, то никто и не видел, как они залезали на крышу запасного выхода и спокойно проникали через окно. Только Лёхин их однажды засёк: возвращался с какой-то вечеринки и услышал возню у почтовых ящиков. Поднялся посмотреть - на всякий случай. И немного… ну, обалдел: из форточки подъездного окна лезет что-то длинное и фыркает от приглушённого смеха. Он еле успел схватить падающего "домушника", а потом впустил остальных. Как выяснилось, кто-то из соседей забирал почту и заметил неладное с окном. Результат: ребята-квартиранты решили, что один полезет в форточку и откроет путь друзьям…
Проверив щеколды и пообещав себе не забыть закрыть окно на обратном пути, Лёхин вылез на карниз, хмыкнул: до крыши - полметра. И прыгнул. В ухо хихикнули. Он привычно обернулся и увидел: на противоположном краю крыши сидит к нему задом, но оглянувшись, серый котяра - морда недовольная. Чего, мол, распрыгался?..
Чувствуя себя нарушителем покоя и тишины, Лёхин присел на своём краю. Так. Прыгать можно или на плиту перед ступеньками двух лестниц, или сразу на асфальтовую дорожку, отделяющую дом от газонной зелени. Он решил не рисковать. Сел на край и, развернувшись - съезжая, крепко вцепился в крышу. Через секунду он висел, жалея, что не надел перчаток, а ещё через две спрыгнул.
- Эй, а я как?
На краю крыши вертелось что-то маленькое, но отчётливое.
- А ты оставайся, - велел Лёхин. - Присмотришь за народом, если что…
- Ну нет! Это тебя без присмотра оставлять нельзя! Всё. Я счас прыгну - и ты будешь виноват в моей безвременной смерти!
Лёхин длинно вздохнул и поднял руки - ладони ковшиком.
- Ладно, прыгай - поддержу. Только одно условие: не слишком болтать в дороге.
- Я не болтливая! Я разговорчивая! - заявил вихорёк и спорхнул с крыши в руки Лёхина.
Ощущение - прислушался Лёхин - будто прохладным ветерком повеяло. Только наклонился поставить Вертушинку на плиту, как та сама снова спорхнула с ладоней. Ишь, шустрая какая - подумалось незлобиво, а Шишик с плеча проворчал что-то своё насчёт шустрых и разговорчивых.
Он быстро сбежал по ступенькам - еле видные в редком позднем свете из окон, они живо напомнили ступеньки лестниц в Каменный город. Разве что были слишком обычными, напоминающими о тесных подъездах человеческих домов.
Огляделся. Пешеходная дорожка перед домом пуста. Фонарь чуть слева уже отключили, а справа - горел, потому как сторожил остановку. Машины по дороге пролетали реже, но запах бензиновых паров всё-таки чувствовался в холодном воздухе, пропахшем замёрзшей травой и палыми листьями.
Вертушинка, против обыкновения, уже не рвалась уверенно вперёд, а как-то даже жалась к ногам Лёхина. Шишик же нахохлился на плече, словно продрог после тёплой комнаты на заметном, порывами ветерке, от которого ёжился даже хозяин.
А всё-таки хорошо пройтись по ночной дороге!.. Если б не грызло одно маленькое сожаление: дома, в тёплой постели, осталась женщина. Одна. Без него… Эх… Но странно. Какое-то тёплое чувство постепенно разрасталось в груди и грело, грело - до улыбки…
- Смотри, Лёхин, - бесцеремонно вторглась в его рассеянные мысли Вертушинка, - а там Палисадничие возятся! Чего это они, на ночь глядя, затеяли?
Лёхин прибавил шагу, прошёл остановку, пересёк объездную дорогу и вскоре очутился на месте, которое углядела Вертушинка. Здесь, в начале небольшой липово-тополиной аллеи, и работали Лешие-Палисадничие. Присмотревшись, он понял: двое больших Палисадничих с трудом тащили ещё не очень зрелого Зеркальщика к канализационному колодцу, а третий, поменьше, помогал им, пытаясь приподнять "хвост" Зеркальщика. Но тот постоянно выскальзывал из рук, и третий сердито пинал его, отчего весь Зеркальщик трясся, а двое передних Палисадничих оборачивались и что-то укоризненно говорили младшему…
- Бог в помочь, - негромко сказал Лёхин. - Помощь нужна?
- Не отказались бы, благодетель, - сказал один из больших Палисадничих, бережно опуская мягкую тушу Зеркальщика. - Устали - совсем невмоченьки стало. Сколько их развелось вдруг - прибирать не успеваем. Ты не Лексей ли Григорьич будешь?
- Он самый. А ну-ка…
Он сделал легче: сцепил ладони в замок под Зеркальщиком и просто приподнял его, благо рост позволял. Обрадованные Палисадничие побежали впереди совсем убрать с колодца едва отодвинутую крышку. Зеркальщик обвис на руках человека, и нести его таким образом было легко. Лёхин и тащил, прислушиваясь к удивлённому, с трудом различимому помыкиванию странной сущности.
- Сюда его, сюда! - засуетились Палисадничие.
Зеркальщик торжественно грохнулся в колодец, после чего Лёхин плотно закрыл крышку, убедившись, что Палисадничие сегодня больше не собираются использовать канализацию.
Распрощавшись со смотрителями садов и газонов, Лёхин пошёл дальше, обвеваемый по ногам вихорьком, который без умолку болтал о своих переживаниях из-за маленького происшествия. Но Лёхин уже как-то попривык к речи Вертушинки - как к неизбежному звуковому фону, который будет присутствовать на протяжении всего пути, так что не слишком обращал на неё внимания.
Какое-то время, перейдя у светофора, который сейчас подмигивал лишь жёлтым глазом, он думал о спящих города. Не о тех, кто завершил дела на сегодня, а о тех, кого поймали в ловушку сна, - о заложниках колдуна из другого мира. Потом мысли естественно перескочили на Каменный город, на ребят, оставшихся там… Затем, на спуске к мосту, он стал думать о кладбище, на котором нужно отыскать связующую нить. Нарисовалась проблема. Интересно, а как искать живой артефакт? Ходить среди могил и звать?.. Типа: "Ниточка, отзовись!" Весело…
Старое городское кладбище после застройки города оказалось в самой его середине. После того как мэрия решила районом ниже создать деловой центр, кладбище начали преображать в мемориал воинской славы, каждый год устраивая на нём празднование военных дат. Постепенно, облагороженное мрамором и клумбами, кладбище вскоре превратилось в место для отдыха - в основном, конечно, парадная его часть. Та же его часть, когда-то давно использовавшаяся для захоронений, так же постепенно превращалась в плохо прибранную парковую зону с утоптанными тропинками между могилами, зарастающими не только травами, но и густым кустарником. А поскольку могил было мало - всего несколько десятков, неудивительно, что и отношение к ним стало сугубо прагматичным: здесь гуляли молодые мамаши с детьми, молодёжь назначала свидания, а считавшие себя взрослыми ребятишки частенько были замечены здесь с пивом и закусью, а то и с чем покрепче…
Размышления и воспоминания Лёхина прервались от несколько неуверенного потягивания за ухо. Остановившись и осмотревшись, человек обнаружил, что стоит уже на середине моста.
- Ты чего? - спросил он Шишика.
Тот старательно таращил глаза за перила.
- Что-что! Вниз гляди - только тихонько, - хихикнула Вертушинка, вьюном мелькая между прутьями перил. От этого верчения у Лёхина аж голова кругом пошла.
Поэтому к предложению он отнёсся серьёзно - лишь бы не смотреть на вихорёк.
Внизу, знал Лёхин, течёт овражная речка в обрамлении кое-где скрывающих её кустов и высокой травы, по осеннему времени полёглой. И, заглянув за перила, он ожидал увидеть, может, поблёскивание воды в свете редко горящих фонарей на мосту да чёрные фигуры, созданные кустами.
Перегнулся - и застыл, забыв дышать.
Под мостом текла странная огромная река. Она тоже поблёскивала, как должна блестеть речка, но не случайными бликами. Громадное тело, выложенное прихотливыми плитами, глянцево светилось не только в свете фонарей, но и луны. И - текло, переливаясь, к заливу, сопровождаемое уже знакомой, но тем не менее всё-таки колдовской атональной музыкой поющих ночных небес.