После того, как Трент уходит, комната погружается в тишину. Даже от Бри не доносится ни звука. Ладно, он её увидел, что ему ещё тут надо? Я уже было собираюсь его об этом спросить, когда он указывает подбородком в сторону гостиной.
— Не возражаешь, если мы присядем?
— Ты сказал, что хотел только увидеть её, — спокойно говорю я, ведь в возрасте Бри тон и высота голоса — это всё. Не то, чтобы я ждала, что мы начнём ссориться.
— Пейдж, — начинает он таким тоном, который раньше использовал, когда пытался урезонить и умаслить меня одновременно.
— Что «Пейдж»? — ровно осведомляюсь я, перехватывая Бри другой рукой.
— Давай мне. — Его предложение освободиться меня от бремени огромной игрушки — явно уловка, чтобы смягчить меня. Но не выходит.
— Нет, она начнёт плакать. Всё нормально. Мне не тяжело, — вру я. Руки устают от напряжения после Бри и её нового лучшего друга.
— Давай хотя бы присядем.
— Митч, ты давишь, — предупреждаю я. — Мои планы уже отменились из-за тебя. Я сказала, что мы поговорим позже. Сейчас не подходящее время. — И оно никогда не наступит.
Митч молчит несколько мгновений, переводя взгляд с Бри обратно на меня. Даже после года отсутствия контакта, можно сказать, он пытается решить, как ему поступить. Отступить или проявить напористость.
Медленно поднимает руки, сдаваясь.
— Ладно, твоя взяла. Но я вернусь завтра, — сообщает он решительно, стиснув челюсть.
Посмотрим, что из этого выйдет.
— Не забудь сначала позвонить, — стараюсь, чтобы в голос не закралась злость, но я ни за что не дам ему диктовать правила.
Он прищуривается, уловив вложенный мной смысл.
Да, надеюсь, ты получил понятное сообщение, придурок. Я уже не та девушка, которую ты бросил. Я не та девушка, с которой ты встречался три года, не та девушка, которая ловила каждое твоё слово. Эта девушка родила твоего ребёнка без тебя и была вынуждена повзрослеть досрочно.
— Позвоню, — односложно выговаривает он. Его взгляд смягчается, когда опускается к Бри, улыбающейся ему с большим пальчиком во рту.
Расплывшись в ответной улыбке, он идёт к нам с вытянутыми руками, как будто намереваясь забрать её у меня. Заглядывает мне в глаза, и что бы там ни увидел, он опускает руки и убирает их в передние карманы джинсов.
— Номер тот же, — не получается сдержать себя и не уколоть. Хочется напомнить ему, что пока его не было, контакты со мной так и не поменялись. Ни адрес, ни номер телефона. Он сам выбрал ничего не делать до сих пор.
Отвернувшись, он идёт к двери.
— Жди звонка, — бросает он через плечо перед тем, как закрыть за собой дверь.
Только после его ухода я вспоминаю о своей договорённости с Дианой, что она завтра присмотрит за Бри, потому что мама не может. Так что Митч, как обычно, в конечном итоге получит желаемое, не пошевелив и пальцем.
Пока я размышляю о неожиданных переменах в своей жизни, звонит мой телефон. Я опускаю новую игрушку Бри на пол и вновь неловко вытаскиваю его со дна сумки.
— Ты не получила моё сообщение? — не даёт мне время на приветствие Эрин.
— Я не могла…
— Ты сидишь? — перебивает она тоном предупреждающим о дурном.
Я смотрю на Бри, потом на пол.
— Нет.
— Тогда тебе нужно сесть, когда я…
— Если ты собираешься рассказать мне о возвращении Митча, то я уже сама знаю. Он только что вышел из моего дома.
Эрин замолкает. Я её ошарашила.
— Чего он хотел? — интересуется она теперь уже холодным, резким тоном.
Я опускаю взгляд на закрывшую глазки с большим пальцем во рту Бри.
— А ты как думаешь? Он приехал увидеть дочь.
Глава 4
Весь путь домой я не могу прийти в себя после встречи с Брианной. Отчасти мне не верится, что она моя. Не потому что я ставлю под вопрос своё отцовство, я нутром чую, что она моя. А потому что эта прекрасная, крошечная девочка — моя дочь.
Я отец.
Ух. Мне ещё трудно это осмыслить.
И если я, увидев её фотографию в Нью-Йорке, думал, что боль в груди невыносима, сегодня, при встрече с ней, она была в сто раз хуже. Мне так сильно захотелось её подержать, что пришлось спрятать руки в карманы, чтобы не забрать её у матери. Но Пейдж смотрела на меня так, будто отрежет мне яйца и подаст на блюдечке, если я только осмелюсь. Я не стал настаивать, потому что она и так была разъярена.