— Запри дверь.
Целую секунду Пейдж будто разрывается в противоречии. Похоже, её нужно немного подбодрить. Сминая задницу, я потираюсь об неё членом, чтобы она могла прочувствовать каждый его сантиметр. Она, закусив губу, издаёт стон.
Моё дыхание становится поверхностным, а слова приобретают настойчивость.
— Запри. Дверь.
Её глаза стекленеют от желания.
— Тебе придётся меня отпустить, — мурлыкает она.
Я неохотно повинуюсь и наблюдаю за её аппетитной задницей, пока она спешит закрыть дверь.
Но неожиданной стук в дверь — на сей раз нежеланный — заставляет её застыть в полушаге. Мои руки всё ещё держатся за край футболки. С широко раскрытыми глазами и красным от вины лицом, Пейдж поворачивается, впиваясь в меня взглядом.
— Митч, милый, ты не спишь?
Бабушка? Серьёзно?
Стояк умирает быстрой и насильственной смертью при звуке её голоса. Я показываю Пейдж открыть дверь. Мы полностью одеты. Тут не на что смотреть. И не за что испытывать вину.
Заметно паникуя, Пейдж только и делает, что глазеет на меня. Тяжело вздохнув, я поднимаюсь на ноги и подхожу к ней. Она сдаст нас с головой, если не избавится от этого выражения. Почему парням удаются намного лучше утайки и прятки?
— Ты пришла пожелать спокойной ночи. Не смотри так виновато, — бормочу я, погладив её гладкую щёчку подушечкой большого пальца, прежде чем открыть дверь.
— Как хорошо, что ты ещё не спишь. Твой отец… — Бабушка замолкает, когда замечает Пейдж, стоящую за моей спиной, которая, наверное, старается изо всех сил слиться со стеной. — Ой, а я и не знала, что Пейдж была с тобой. — В её голосе нет порицания, но в карих глазах светится подозрение.
— Она проверяла, надел ли я её в постель. — На полную врубаю застенчивость, робко потянув за штанину.
Бабушка оглядывает наши одинаковые пижамы и расплывается в снисходительной улыбке, проглатывая мою наживку.
— Как празднично.
Думаю, для этого есть другой термин.
Затянув пояс своего светло-голубого халата, она продолжает.
— Твоему отцу нужна помощь с тем, чтобы поднять кукольный домик наверх.
— Хорошо, скажи ему, что я спущусь через минуту.
На этом всё должно было закончиться, но она не делает ни единого движения, чтобы уйти. И я почти чувствую тревогу Пейдж, возрастающую с каждой уходящей секундой.
Прочищаю горло и пытаюсь снова, поскольку в первый раз я, видимо, был недостаточно понятен.
— Правда. Я спущусь, как только попрощаюсь с Пейдж.
Бабушка неловко смеётся.
— Ах. Да, конечно. Я скажу ему, что ты уже идёшь. Доброй ночи, моя дорогая, — произносит она, обращаясь к Пейдж.
— Доброй ночи, — отзывается Пейдж, но перебарщивает со своей живостью и тем, как вся светится. Ей явно нужно брать уроки у мастера.
Я поворачиваюсь к ней сразу после того, как уходит бабушка. Она моментально прижимается своим разрумянившимся лицом к моей груди, и её слова заглушает фланелевая футболка.
— Никогда больше не смогу смотреть ей в глаза.
Я усмехаюсь, приподнимая её подбородок и заглядывая в лицо.
— Не говори глупостей. Она ничего не заподозрила.
— Откуда ты знаешь?
Вместо ответа я нежно целую её в губы. По ощущениям она будто рай. Я придерживаюсь намеченного курса и углубляю поцелуй, погружая язык внутрь, чтобы получше распробовать её сладчайший вкус. И член возвращается к жизни.
— Митч, нам нельзя, — шепчет она мне в рот, ласково надавив на мои плечи.
Я неохотно поднимаю голову и отступаю, поражённо вскинув руки, полностью разрывая весь физический контакт.
— А теперь пойди и помоги своему отцу, пока ты не втянул нас в неприятности.
— Это не я пришёл к тебе в комнату в поисках…
— Ещё слово, и ты больше никогда не увидишь меня голой, — предупреждает она, растянув свои полные, розовые губки в дразнящей улыбке.
— Ладно, но имей в виду — если ты к моему возвращению окажешься в радиусе десяти футов от этой комнаты, я тебя сегодня трахну.
Она тут же поправляет меня:
— Займёшься со мной любовью. — Но её слова расходятся с придыханием в голосе.
— Поверь, ты захочешь быть оттраханой сегодня, — заверяю её в низком рычании.
С похотью и желанием, пылающими в глазах, она совершает единственный умный поступок — сбегает из моей комнаты.
Рождество