Мы обе замолчали, а главный меж тем распалился.
– Что же, если вы такие рьяные в работе, то милости прошу, выходим сюда, встаем рядом со мной, берем в руки карандаши и стенографируем за мной. Все совещание стенографируем.
Люси закусила губу. Она была неплохим специалистам и звуковой ряд подбирала отлично, но… стенография не была ее сильной стороной. Впрочем, как и слабой. Со скорописью эти двое шли разными дорогами.
Я же застрочила за режиссером со скоростью летящего пульсара. Лтуриц же не жалел слов, карандаш скрипел по бумаге, я медленно зверела.
Когда же собрание закончилось, главный требовательно протянул руку. Люси подала три исписанных листа и удостоилась «свободна» от Лтурицы. Вообще, главный мог поступить иначе: просто срезать зарплату в следующим месяце. Но он относился к тому типу людей, которые считали, что наказание должно в первую очередь унижать морально, а не материально. К тому же зарплата – она главный крючок, что держит на месте любого работника, а главный был не дурак, чтобы подпиливать лесу, на которой держатся как ценные, так и не очень кадры.
Я протянула Лтурицу свою внушительную стопку листов. Главный хмыкнул, потом глянул внимательнее, смерил меня изучающим взглядом. А то, что я услышала дальше, заставило меня удивиться.
– Лиссандра, кажется, вы у нас из аристократического рода? Завтра оденьтесь поскромнее. И жду вас у меня в кабинете в полдень.
Что же, пожелание начальства нужно выполнять, особенно если оно своевременно платит зарплату и не пристает с неприличными предложениями. Для последнего у него есть любимая жена, хотя актрисы и старлетки усердно и регулярно проверяли его верность на прочность.
На следующий день в обед, едва я постучалась к Лтурицу в кабинет, раздалось громогласное «войдите». Я толкнула дверь и перешагнула порог.
Как начальник и просил, оделась строго, в лучших традициях институток: серое платье с воротником-стойкой, жабо и брошь. Черные волнистые непокорные волосы собрала с тугой узел. Никакой косметики на смуглой коже – наследству южанина-отца. От матушки в противовес мне достались голубые глаза и утонченные черты лица. Дед говорил, что я истинная красавица, порою намекал, что я составлю счастье кому-то из внуков его друзей, но памятуя о выборе матери, с замужеством на меня не давил. Лишь раз обронил, чтобы я не затягивала со своим выбором.
Едва я оказалась в кабинете, то услышала обрадованное Лтурица: «а вот и она!». После режиссёр указал мне на стопку бумаг и писчий набор.
– Возьмите это с собой. А также синюю папку с моего стола, – меж тем распоряжался главный. – Сейчас откроется настроенный телепорт. Пожалуйста, стенографируйте все, что скажет господин Закриан, и потрудитесь вести себя при этом прилично.
Портал отрылся, едва я успела взять в руки все, указанное главным. Мы шагнули в новомодный телепорт, а спустя несколько мгновений оказались уже в кабинете.
Первое, что я увидела, – сидящего за столом господина. Он был тучен, лысоват и пытался водрузить пенсне на нос. «И эта наш герой-любовник?» – пришла на ум мысль, но потом я сообразила, что вроде как этому почтенному сэру лет слегка больше, чем господину Закриану.
– Господин Дарк просил принести вам извинения и уполномочил меня представлять его интересы.
После этого вступления потекли переговоры. Вносились правки, уточнения, замечания. Я старательно стенографировала. Листы заканчивались. Когда же я исписала последний, то решилась одолжить несколько из стопки у представителя господина Дарка.
Толстячок с энтузиазмом согласился, засуетился, я потянулась к листам… в итоге мы столкнулись лбами. И это бы ничего, если бы «меценат» листов не толкнул чернильницу. Мое серое платье тут же украсила клякса.
Я чуть не застонала про себя. Мое единственное платье, «которое подобает истинной леди». Безднов Дарк! Да чтоб ему пусто было!
Толстячок тут же засуетился, заизвинялся, но…
– Мне очень жаль… – Конфузясь выдал представитель. И словно желая реабилитироваться за конфуз, выдал: – У нас в конторе на этом этаже уборная в конце коридора.
Я, изобразив благодарность, кивнула и попросила разрешения ненадолго отлучиться. По злополучному коридору летела как на крыльях. Две двери рядом. Одинаковые. Я лишь мазнула по ним взглядом, торопясь отстирать пятно, пока еще не поздно.
Влетела в дамскую комнату. Было пусто. Сначала попыталась намылить пятно, но быстро убедилась, что скорее размажу его так до талии.
Появилась идея: снять и застирать прямо под струей. Стеснение боролось с практичностью недолго, но ожесточенно. В итоге я стояла в комбинации и коротеньких панталонах, когда дверь с треском распахнулась.