- Ничего страшного не случилось,- говорю я, ковыряя вилкой свой салат.
- Но могло случиться, Джордан. Я не думаю, что ты понимаешь, насколько это опасный спорт, - говорит отец дрожащим голосом. Я надеюсь, что он не использует этот тон перед своими товарищами по команде, потому что сейчас он звучит как анютины глазки.
- Пап, я играю уже на протяжении десяти лет!
- Джо Картер весит 250 фунтов. Ты весишь 170. Тебе повезло, что ты не пострадала, - папа начинает пережевывать салат.
Майк откусывает от куриной грудки, как будто он стервятник или кто-то в этом роде, и мотает головой, не соглашаясь с отцом.
- Ну, ничего не случилось, - говорю я, - и я не брошу футбол.
Отец потирает глаза.
- В любом случае, что именно ты хочешь делать с футболом? Ни одна женщина никогда не была в НФЛ, потому что их просто забивают.
- Я не знаю, пап. Прямо сейчас, все, чего я хочу, - это играть за колледж. А что будет дальше, посмотрим.
- Ты можешь серьезно пострадать. Парни в колледже играют совершенно на другом уровне, нежели в школе.
- Разве ты не знаешь, насколько я хороша?
- Тебе не следует играть с парнями, которые в два раза больше тебя, - с помощью вилки и ножа отец отделяет мясо курицы от кости и засовывает его в рот.
- Может быть, ты просто не знаешь насколько она хороша, потому что ты ни разу не пришел ни на одну из ее игр, - выпаливает Майк. Джейк выпускает тихий свист, и я думаю, что он собирается свалить, когда папа вдруг встает и бросает салфетку на стол. Он стреляет в Майка взглядом, смертельным взглядом, который я не видела, с тех пор, как мы с Генри случайно заехали в озеро на квадроцикле отца.
- Спасибо за ужин, Джули, - говорит отец, наклоняясь и целуя маму в щеку. Он берет свою тарелку, засовывает бутылку Гаторэйда под мышку и выходит из комнаты. Через несколько секунд, я слышу, как дверь в его рабочем кабинете захлопывается.
У меня пропал аппетит, я поднимаю свою тарелку и протягиваю ее для Майка и Джейка. Мой брат хватает хлеб и курицу, а Джейк перекладывает пюре на свою тарелку. Майк разрезает второй кусок куриной грудки, потом протирает губы салфеткой.
- Папа ведет себя как придурок.
Улыбаясь своему брату, я встаю и несу свою тарелку в раковину. Прежде чем отправиться наверх, я останавливаюсь возле столовой, потому что слышу мамин спокойный голос:
- Майк, я знаю, ты злишься, но ты должен проявлять больше уважения к отцу.
- Да, мэм, - тихо отвечает Майк.
Я хочу, чтобы Генри был здесь, чтобы он рассмешил меня прямо сейчас, потому что я чувствую себя, как дерьмо. Чтобы перестать думать о той херне, что сказал папа, я бегу к себе наверх и хватаю глупый дневник. Затем иду на задний двор, через сады к маминому сараю, к этой хрупкой дубовой лачуге, которая покрыта плющом и мхом. Как будто в Шотландии.
Оглядываюсь через плечо, чтобы убедиться, что никто не наблюдает за мной, я проскальзываю внутрь, закрываю дверь и сажусь рядом с лопатами в углу, где потоки света с потолка, проскальзывающие через окно и трещины в сайдинге, освещают грязный пол.
Я люблю прятаться в сарае, когда мне нужно побыть одной. Когда мы были маленькими, Генри и я играли здесь в семью. Мы делали заявления о том, что никогда не женимся и не выйдем замуж за кого-либо. Мне нравилось делать вид, у нас есть свой боулинг, а Генри - говорить о том, что здесь есть вертолетная площадка, и моим козырем, было говорить, что у нас есть транспортер как в Стар Треке.
Я нахожу свой фонарь. И, придерживая его с помощью подбородка, открываю блокнот на пустой странице и пытаюсь придумать что-нибудь, что можно написать, кроме фантазий о Тае...
- Боже, Вудс, - бормочу я, - держи себя в руках.
Я машинально рисую в блокноте несколько футбольных мячей, несколько завитушек. Потом вывожу кучу значков «X» и «O», которые вовсе не обозначают поцелуи, а являются схемой наступления из книги игровых схем, и - ладно, ладно - сверху я незамедлительно надписываю Д. В. + Т. Г.. Я выдираю страницу со своими каракулями и комкаю ее.
Ода Tаю... Я люблю твой трехшаговый бросок и быстрое освобождение.
Я смеюсь, выдирая и эту страницу.
Глава 4
Эволюция
(вторая попытка написать стихотворение)