Тогда Наташа почти силой втолкнула Толю в прихожую. И он, покраснев, стоял под яркой, как ему показалось, слишком яркой, лампочкой и не знал, куда деть свободную руку; он перекладывал портфель из руки в руку и так чувствовал себя спокойнее.
— Это — Толя, я тебе о нем рассказывала, — кому-то сказала Наташа.
В двери, ведущей в комнату, сверкнули круглые очки Наташиной бабушки, и Толя услышал скрипучий голос:
— Доброго здоровьица.
— Здравствуйте, — сказал Толя уже пустой двери, поскольку очки куда-то исчезли.
…Толя потоптался перед дверью, подумал, как бы поубедительнее объяснить свой визит, но никаких подходящих причин для него не было. Существовало только сильное желание увидеть Наташу, а все остальное по сравнению с ним было пустяком. И еще не зная, что и как будет объяснять бабушке, он надавил на белую кнопку звонка.
За дверью сухо затрещал зуммер. Послышались шаркающие шаги, и уже знакомый скрипучий голос спросил:
— Кто там?
— Это я, — торопливо ответил Толя.
— Кто ты?
— Я… из Наташиного класса.
Дверь приоткрылась.
— Ты?! — жестко сверкнули очки.
— Я… — чего-то пугаясь, Толя отступил в глубину лестничной площадки.
— Натальи нету.
— Как нет? Она же болеет! — испуганно выкрикнул Толя.
— Ее утром увезли в больницу. Вот так-то, догулялись.
— В больницу? — Толя кинулся вниз по лестнице, но тут же вернулся. — В какую?
— Да заходи, заходи. Чего мы на улице-то разговариваем? — бабушка приоткрыла дверь пошире.
Толя подчинился властному голосу и, съежившись под пристальным взглядом, вошел в прихожую. Щелкнул выключатель — и он зажмурился от яркого света.
— Тапочки вон, выбирай любые и проходи, — уже мягче сказала бабушка.
Путаясь в шнурках, Толя снял ботинки и прошел в комнату.
— Иди сюда, на кухню, — услышал он бабушкин голос.
По запаху сдобы Толя понял, куда ему идти. Вошел и остановился, не решаясь поднять глаза.
— Из школы?
— Да.
— Садись к столу.
— Я не хочу. Я сыт! — еще больше смущаясь, отказался Толя.
— Знаю я ваше «сыт», — скрипуче проворчала бабушка, — а ну, садись. Я вон нынче печенья напекла. Наталье снесу. Отведай, удалось ли?
Толя послушно присел к столу. Бабушка зажгла газ и поставила на плиту голубой чайник. Только теперь Толя рассмотрел ее. Наташина бабушка была невысокой, круглой и очки у нее поблескивали не холодно, а добродушно. У плиты они запотели, бабушка сняла их и протерла краешком цветастого фартука. Без очков глаза у нее были какие-то беспомощные. Они сразу напомнили о Наташе.
— А что у нее? — осторожно спросил Толя.
— У Натальи-то?
— Да.
— Врач сказал, что хрипы в легких. Как бы не воспаление. На обследование положили Наталью-то, — подперев кулачком пухлую щеку, бабушка присела к столу. — Она дома-то когда сидит, вся снулая становится, а уж в больнице-то и подавно!
Толя не знал, что означает слово «снулая», перевел его для себя, как сонная и грустная. Бабушка помолчала, посмотрела на зашипевший чайник и тихо добавила:
— Скучать она будет в больнице-то.
— Я сегодня же схожу. Сейчас!..
— Сиди, — уже строго сказала бабушка, как, наверное, говорила Наташе, когда та ее не слушалась. Сняла закипевший чайник и, заваривая чай, сказала:
— Я ужо ходила к ней. Не пускают. Только записки можно передавать. А она скучать будет…
Толя наскоро выпил чай, похвалил печенье — рассыпчатое, сладкое, оно таяло во рту, и побежал в больницу.
В комнате, где принимали передачи для больных, было тесно от посетителей. Едва освободилось место у подоконника, Толя занял его, достал альбом для рисования, открыл чистую страницу и задумался: что же написать?..
Быстро нарисовал веселого человечка, шагающего по лесу с этюдником и пучком кистей, очень похожих на веник, и написал: «К тебе приходил… Завтра он принесет веселые рисунки из жизни леса. Главное, не скучай!» Толя свернул записку треугольником и опустил в корзиночку для писем. Дождался, когда медсестра в белом накрахмаленном колпаке взяла корзиночку с письмами и скрылась в двери с табличкой «Посторонним вход воспрещен».
Всю дорогу, до самого дома, он думал о том, что же нарисовать Наташе, чем ее развеселить?.. Толя делал уроки и постоянно ошибался, в голове то и дело возникали смешные картинки. Но едва он переносил их на бумагу, как тут же грустнел. Рисунки, в лучшем случае, могли вызвать мимолетную улыбку. Его художник падал с моста, убегал от осы, встречался с зайцем… Толя лег спать около двенадцати часов, уставший, измучившийся окончательно.