Данилкин даже поперхнулся от смеха. И все в магазине захохотали.
На весах одиноко покачивалась забытая селедка.
— Вот за лося — другое дело. — Данилкин ткнул пальцем в Васькин значок. — Тут я согласен. Тут дело серьезное…
Посетители магазина одобрительно закивали.
— Если хочешь знать, то за убитого воробья положено рубль штрафу! — не сдавался Васька.
— А за ворону сколько?
— Пять.
— Ой, Васек, как тут быть? — доверительно спросила Анна Федоровна, работавшая дояркой. Даже в очереди она стояла с эмалированным ведром, которое постоянно носила вместо хозяйственной сумки.
Покупатели замерли, ожидая, что меткая на слово Анна Федоровна что-нибудь «отмочит». После тяжелой недели, когда выгребали из-под снега смерзшуюся солому, дробили в корморезках ветки, намучавшиеся люди хотели как-то разрядиться, отойти от свалившейся на их плечи беды.
— Ой, Васек, как же мне быть? — допытывалась Анна Федоровна. — Ворона на моих цыплят, значит, кинется, а я, выходит, ее уже и пальцем не тронь?
— Ты ее воспитывать должна!.. Какое счастье, что не в ворону я попал. До пенсии бы не расплатился! — Данилкин под общий хохот полез во внутренний карман телогрейки, вытащил скомканный рубль. — Вот тебе, соседушка, штраф. — Он покопался в боковом кармане, выгребая мелочь. — И еще — полтинник на конфеты… за бдительность!
Васька, сдерживая нервную дрожь в коленках, независимо вышел из магазина.
Прилично заработавший в субботу на дровах, которые возил старикам и старухам по десять рублей за воз, Данилкин до самого вечера угощал своих дружков. Он был не жадный на деньги. На черный день не откладывал. Все тратил на водку, еду и одежду. Стоило кому-нибудь сказать, что в моду вошли тонкие свитера или рубашки в широкую полоску, он ехал в город и приезжал с обновкой, купленной втридорога у спекулянтов.
Акт
Из магазина Васька пошел вдоль деревни. Заглянул во дворы пенсионеров и по отборным бронзовым стволам сосен определил, что Данилкин порубил строевой колхозный лес. Ему было лень проехать подальше, да и несподручно тащить тяжелые бревна по глубокому снегу.
Пообедав, Васька натер лыжи воском и побежал в лес. Легко разыскал место порубки. Данилкин валил лес прямо у дороги. Васька насчитал тридцать два свежих пня. В тот же вечер он пошел к старому леснику и спросил, как составляется акт на незаконную порубку леса.
Малограмотный дед Егор долго рылся на широкой полке под самым потолком: перебирал мотки дратвы, войлочные стельки, многочисленные коробки и коробочки. Казалось, за всю свою жизнь он не выбросил ни одного пузырька из-под лекарства, ни одной пустой катушки.
Васька сидел за широким столом, сколоченным из толстых досок. Таких столов ни у кого в деревне больше не было. Стены в доме лесника, срубленном навек из сосновых бревен, коричневатые от времени, казалось, излучали тепло. О тепле напоминал и мох в пазах, лежавший ровным упругим валком. Полы в доме были некрашеные; от двери к печи и к столу половицы вытерлись и образовалось что-то вроде дорожки.
Васька частенько бывал в этом доме. Мать иногда разрешала ему переночевать у старого лесника. Дед Егор заваривал душистый чай из зверобоя, который, по его словам, был верным средством от простуды, болей в животе и еще от ста других болезней. Васька залезал на печку, а старый лесник, помешивая клюкой потрескивающие головешки, неторопливо рассказывал о повадках зверей, птиц, о том, какие истории приключались с ним на охоте.
…Дед Егор с трудом разыскал на полке образцы заявлений и актов, написанных ему юристом в областном управлении лесного хозяйства, стряхнул пыль с покоробившихся, пожелтевших листков.
— Ни разу этими гумагами не пользовался. А тебе они пошто? Как мне, для формальности, али по иной нужде?
— Хочу составить акт на Данилкина за порубку строевого леса, — ответил Васька и, как бы оправдываясь, добавил: — Он же знал, что делает. Если бы не знал, тогда другое дело…
— Все одно зазря. Такой акт я за свою жизнь мог бы составить в нашей деревне на многих. Составить — дело нехитрое… Раньше-то каждый рубил, как ему вздумается и где ему вздумается. Приглянется дерево, он его и валит. Это теперичи стали разбирать: строевой — нестроевой.
Шаркая белыми валенками, дед Егор подсел к столу. Эти валенки по особому заказу делал ему каталь из соседних Горенок. В детстве дед Егор видел такие у барского лесника и до сих пор считал их особым знаком отличия, хотя были у него и форменная фуражка, и китель.