Выбрать главу

Теперь каждый день прибегал Лешка к проруби: то овса пареного принесет, то хлеба, и ко всему обязательно добавлял анисовых капель. Для аромата.

В деревне над Лешкой сначала посмеивались, а потом привыкли и полушутя-полусерьезно спрашивали: «Ну, как там твой аквариум? Акула еще не появилась?»

— Нормально, — отвечал Лешка, а сам беспокоился, как бы не воспользовался кто доверчивостью рыб. Они же совсем ручные стали: едва спустится Лешка на лед, они к проруби сплываются и рты раскрывают, словно глупые птенцы в гнездышке.

Как-то подошел он к проруби, покормил плотвиц, и они, сытые, лениво пошевеливая хвостами, плавали у самой поверхности воды. Внезапно одна из них ударила хвостом так, что брызги полетели. Плотвицы стремительно ушли на глубину.

«Чего это они?» — не понял Лешка и увидел на снегу синюю угловатую тень. Обернулся — шагах в десяти стоял Сережка Данилин.

— Ну, где твои, ручные? — он подошел ближе, заглянул в пустую прорубь. — Ты знак им что ли какой подал, чего они разбежались?

— Чужого почуяли, — повеселел Лешка.

— Это у собак хорошее чутье. А рыбы, я читал, ничего не чуют. — Сережка подозрительно прищурился. — Топнул, небось?

— Зачем? Они чужих и так чуют.

— Проверим. — Сережка зашел с другой стороны проруби, чтобы его тень не падала на воду.

Они, не двигаясь, простояли с полчаса. Подошвы валенок стали промерзать.

— А ну их! — махнул рукой Сережка и ушел.

Едва затихли его шаги, как плотвицы, сверкая красными плавниками, выплыли из глубины.

…Пришла весна. От белой шапки на крыше остались маленькие островки, ее мокрые бока дымились, как у загнанной лошади.

Словно танцуя под частыми каплями, покачивалась пушистая веточка вербы у школьного окна. Прыгающим мячиком прокатился по коридорам веселый звонок.

Вместе с мальчишками Лешка выскочил из дверей. Кто-то сказал на перемене, что лед тронулся, и теперь все напрямую неслись к реке, перепрыгивая через канавы и вдребезги разбивая голубые стекляшки луж.

Река открылась внезапно, широкая, запруженная льдом. Ему было тесно: с треском дыбились толстые льдины и с грохотом рассыпались на куски. Некоторые, словно плуг, глубоко вспахивали землю, с корнем вырывая кусты, и несли их дальше на широких блестящих спинах.

— Ура!.. Лед пошел! — бросаясь портфелями, толкая друг друга, возбужденно кричали мальчишки, пораженные величественным шествием ледового каравана.

Мимо проплывала льдина с квадратной прорубью, очень похожая на ту, в которой кормил рыб Лешка.

— Лешка, твой аквариум поплыл!

Помрачнел Лешка, сгреб портфель в охапку и пошел рядом со льдиной, на которой синела прорубь.

Льдину прижало к самому берегу — впереди образовался небольшой затор. Смотрел Лешка на прорубь и видел, как, хватая хлебные крошки, плавают в ней плотвицы. Не раздумывая долго, прыгнул он на льдину и, широко расставляя ноги, чтобы не поскользнуться, пошел к проруби.

Раздался сильный скрежет — клинообразная глыба развернулась острием вперед и пошла, набирая скорость и приводя в движение застопорившийся лед.

От неожиданности Лешка растерялся, поскользнулся и, балансируя, чтобы не упасть, еле успел соскочить на землю, как льдина встала на ребро и рассыпалась на куски.

У Лешки защипало в горле, он часто-часто захлопал ресницами, бросил портфель на землю, сел на него и опустил голову.

Кругом дыбились, скрежетали льдины. По берегу важно прогуливались белоносые грачи. Среди молодого, словно специально побеленного березняка, мальчишки весело играли в пятнашки. И только Лешка был один, маленький, нахохлившийся, словно затерявшийся среди общего ликования.

Едва река очистилась, прибежал Лешка на свое место и стал бросать хлеб — плотвицы подплыли к самому берегу. Время было голодное, травы никакой, полая вода все берега омыла. Рыбы с жадностью накинулись на хлеб.

Вместе с радостью появилась у Лешки и большая тревога: вдруг кто с удочкой придет. Тех мальчишек, что поменьше, он припугнул. А вот со старшими не знал, что делать. И они пришли, отогнали его от берега, но сколько ни закидывали удочки, наживляя крючки хлебом, плотва не клевала.

Вечером сходил Лешка к аптекарше тете Марусе и рассказал ей обо всем. Поохала она, повздыхала и обещала хранить в тайне, что Лешка, экономя на школьных завтраках, покупал анисовые капли, запах которых очень любит плотва. Она даже ему целых три пузырька дала, сославшись на то, что ей со склада лишние выписали.

В июне Лешкины родители половину дома сдавали дачникам. Обычно ее две семьи снимали. Но лето в этом году выпало дождливое — дачников было мало. И когда в палисадник заглянул мужчина в клетчатой рубашке и назвался Иваном Ивановичем, Лешкины родители тут же предложили ему все три комнаты. Он согласился, пошутив, что «в каждой будет жить по очереди».