— Дай-ка мне вон тот гвоздь… Обо всем этом узнаешь в школе. — Отец явно давал понять, что разговор о пустыне и лошадях с горбом окончен. — Я вижу, ты будешь хорошо учиться, быстро все схватываешь. — И он любовно потрепал сына по кудрявой голове.
Йоле хотел бы услышать еще что-нибудь об удивительных лошадях и пустынях, но отец не стал больше рассказывать. Наверное, и сам знал не больше, потому и напомнил мальчику о школе, где его научат всему чему надо, если будет прилежно учиться. "Вот вырастешь, выучишься на анжинера — обо всем этом, да и о другом тоже, будешь знать лучше всех", — как правило, завершал он свои наставления.
Йоле припоминает, что еще до завершения колодца отец стал жаловаться на боли в животе. Однажды ночью ему вдруг стало так плохо, что его отвезли в больницу. Там он и умер.
Вот все, что помнит мальчик об отце. И если б не колодец, которым пользуется теперь вся деревня, можно было бы подумать, что и сам отец, и его рассказы приснились Йоле когда-то давным-давно. Однако всегда при виде воды он вспоминает отца и его слова: "Без воды нет жизни".
Задумавшись, Йоле сидел на берегу реки, слушая журчание воды и рисуя в своем воображении пустыни, лошадей с горбом, буйные зеленые сады, и в ушах его звучал голос отца: "Видишь, сынок, без воды нет жизни".
— Действительно нет! — сказал Йоле вслух.
Он разулся, снял рубашку и вошел в реку. От ледяной воды сводило ноги, но это ему даже нравилось, и он долго плескался.
— Да, без тебя нет жизни, — с удовольствием сказал Йоле, выходя наконец на берег.
Настроение было превосходное. Мальчик закинул мешок за спину и пошел дальше.
У первой мельницы собралась в очереди толпа народу. Две неразгруженные телеги, много лошадей с поклажей. Здесь пришлось бы просидеть дня два, смекнул Йоле. Перескочив через отводной канал, он направился к мельнице Наила. Оглушительный грохот воды перекрывал все остальные звуки. "Вот это сила!" — подумал мальчик восхищенно. По обе стороны запруды возвышались голые отвесные скалы, и только на вершинах их виднелись невысокие деревья. Листья уже начинали желтеть, и деревья переливались разноцветными красками. Одно было светло-желтое, другое — потемнее, третье — совсем бурое, а кизил сверкал прямо-таки алым сиянием.
Подходя к мельнице, Йоле повстречал высокого усатого человека, ведущего под уздцы лошадь. "Господи, что там творится! — сказал он. — Пустой номер, сынок, надо идти ниже по реке — здесь не пробьешься".
И правда, все подходы к мельнице были запружены лошадьми, телегами, людьми. Йоле остановился в растерянности.
— Пошли к Симе, — предложил усатый. — Далековато, конечно, зато там наверняка не такая давка.
Йоле ничего не оставалось, кроме как согласиться, и дальше пошли вместе.
— Ты чей? — дружелюбно спросил усач, когда они немного удалились от мельницы.
Йоле ответил.
— А, значит, Радойкин. — Остановив лошадь, тот внимательно оглядел мальчика. — Дай-ка сюда, — спохватился он и взял у Йоле мешок.
— Да он не тяжелый…
— Понятное дело, — засмеялся незнакомец. — Однако чем дальше — тем будет тяжелее.
Некоторое время шли молча.
— А знаешь, — сказал усатый, с симпатией глядя на мальчика, — мы ведь были знакомы с твоим отцом. Хороший был человек. Жаль, рано умер. — Он снял шапку и отер пот со лба. — Вместе за девушками ухаживали, вместе пошли в армию. Меня взяли в кавалерию, его — в артиллерию. Он служил где-то в Сербии.
— В Кралеве, — сказал Йоле, с любопытством оглядывая нового знакомого.
— Как мать?.. — спросил тот, но запнулся, будто не решаясь продолжать расспросы.
— Да ничего… — нехотя пробормотал Йоле.
— А брат, говорят, погиб в партизанах?
— Да, — коротко ответил Йоле, и что-то кольнуло его в сердце, как всегда, когда речь заходила о Райко.
— Бедные вы мои, — сказал усатый и отвернулся.
Снова помолчали. Слышен был только шум воды.
— Смотри, рыба! — закричал Йоле и помчался к реке.
— Форель, — равнодушно проговорил усатый.
— А ее можно поймать?
— Кто ее знает — можно, наверное.
— Я никогда не пробовал рыбы, — сказал Йоле. — Не знаю, какая она на вкус.
— А я пробовал — во время поста, — улыбнулся усатый. — Только барашек мне больше по душе. — Он остановился, достал кисет. — А как тебя зовут?
— Йоле.
— Значит, Йован? — улыбаясь, уточнил мужчина.
— Да. А тебя?
— Марко. Марко Янкович.
Мальчику все больше нравился этот человек — его добродушное лицо, спокойные, неторопливые движения. Йоле внимательно смотрел, как он свернул самокрутку, закурил.
— А ты случайно не куришь? — лукаво спросил Марко.
— Нет. Только смотрю.
— Ну и молодец. Табак вреден, особенно молодым.
— Отец курил, а Райко нет, — сказал Йоле.
— Так-так, — произнес Марко словно про себя. — Просто удивительно: почему господь бог забирает лучших, а оставляет всякое дерьмо?
— Послушай, — вдруг выпалил мальчик. — А ты что ж не в партизанах?
По всем статьям этот сильный спокойный человек в его представлении укладывался в понятие "партизан".
Усач долго смотрел на него, улыбаясь, потом сказал:
— Не всем же быть партизанами… Кто-то должен оставаться здесь.
Ответ был уклончивый, и мальчик не отступал:
— А я считаю, все хорошие люди должны идти в партизаны.
Посмеиваясь, Марко смерил его долгим оценивающим взглядом.
— Значит, по-твоему, и я хороший человек, а?
— Ну да, — ответил мальчик и снова бросился к реке, увидев, как у самого берега плеснула рыба.
Когда подошли к мельнице Симы, до захода солнца было еще далеко. Марко вдруг остановился и, взяв Йоле за руку, прошептал:
— Слушай, Йоле, здесь — ни слова о партизанах. Понял? — Йоле, не шелохнувшись, смотрел на него во все глаза. А усач продолжал: — Этот Сима — четник до мозга костей, лучше с ним не связываться. От него всякого можно ожидать. Так что помалкивай и не отходи от меня далеко.
Очереди не было. Марко понес мешок, наказав мальчику приглядеть за лошадью. Йоле услышал, как он поздоровался с кем-то, а затем все звуки поглотил грохот жерновов.
Йоле огляделся. Вокруг было много любопытного, и мальчик смотрел то на воду, с оглушительным шумом падающую вниз, то на глубокую запруду, то на спокойную реку, огибающую мельницу с другой стороны. Он и не заметил, как подошел Марко.
— Я сказал Симе, что ты мой племянник. Вряд ли ему понравится, если он узнает, что ты брат погибшего партизана. Подлый человек. — Он снял с лошади седло и занес его в помещение, крикнув оттуда: — А ты иди поиграй, пока светло.
Йоле все успел: сбегал по мосту на тот берег, вернулся, смотрел, как вода вращает огромное колесо. Все ему здесь нравилось — и запруда, и река, медленно катящая свои воды, и играющая в ней рыба. Не успел оглянуться, как стемнело. Марко окликнул его.
Войдя внутрь, он сначала не увидел ничего. Лишь когда глаза привыкли к темноте, разглядел двух мужчин, лежавших у стены на голом полу.
— Сима, это мой племянник, — крикнул Марко человеку, высыпавшему зерно из мешка.
Белая фигура повернулась лишь на секунду, но Йоле заметил косой взгляд человека, который продолжал заниматься своим делом.
— Иди сюда, садись рядом, — позвал Марко.
За стуком жерновов Йоле с трудом его расслышал. Устроившись, где указал ему Марко, мальчик стал рассматривать двоих людей, что пришли раньше. Оба были в рубашках и суконных штанах, от босых ног так разило потом, что Йоле захотелось заткнуть нос и бежать отсюда, да нельзя было.
— Слышал, что говорят? — раздался писклявый голос одного. — Наши вступили в Сербию.
— Давно бы так, — ответил ему другой — тот, что помоложе. — Только с сербами и можно чего-то добиться.
— Сербы хорошие солдаты, — прозвучал спокойный голос Марко.
— Как только господь их терпит! — раздраженно вмешался мельник, уставившись на них косыми глазами. — Какие же они хорошие, если больше половины — в партизанах? Голодранцы!