Джейк не притворялся. Он предложил ей все, что имел… но этого было недостаточно. Даже если бы он построил для нее в горах замок, все равно этого оказалось бы недостаточным. Потому что она – Рената Мария Паркхерст, избалованная и изнеженная, живущая в мире иллюзий. А он – Джейк Вулф, одиночка, которого вскоре вздернут на виселицу за преступление, которое он не совершал.
Такова реальность, а Рената Мария Паркхерст не любила реальность. Она была слишком жестокой.
– Ты собираешься есть? – колюче спросил шериф Коллинз, и Джейк поднял глаза на взволнованного законника.
– А в чем дело? Вы боитесь, что я не буду здоров, когда придет время меня вешать? – Глаза Джейка впивались в лицо Коллинза. И шериф потупился. Взгляд его упал на нетронутую тарелку, которую он осторожно просунул в дверь камеры.
– Мне все равно, – огрызнулся Коллинз.
Джейк раздумывал, что будет делать законник, если Джейк скажет ему правду, скажет, что не виновен… что он не убивал Кенни Мейлза. Однако он не произнес ни слова, ибо знал ответ на свой вопрос.
Коллинз ничего не станет делать. В его глазах Джейк уже обвинен и осужден.
Джейк снова начал ходить, звуки его шагов, казалось, сводили с ума Уолтера Коллинза. Он день и ночь настороженным взглядом следил За арестованным, держась от решетки на расстоянии, будто Джейк мог пробраться сквозь них и схватить его.
– Продолжай в том же духе, – произнес Коллинз, – и нам не придется вешать тебя.
Наконец Джейк перестал ходить и сгреб с оловянной тарелки сухари.
Жена шерифа два раза в день приносила еду, но избегала смотреть на заключенного.
Он сел на койку и привалился к стене, потом разломил кусочек сухаря и положил его в рот. Неплохо. Не то что те куски камня, которые приготовила Мел по случаю своего первого приезда в Колорадо.
Мел была единственной женщиной, которой он доверял… пока не встретил ее кузину Ренату. Он пытался вспомнить все, что говорила Мел о своих филадельфийских родственниках, и пожалел, что не вслушивался в ее рассказы.
Ренату Мел упоминала гораздо чаще, чем ее сестру или родителей. Что именно говорила Мел? Хорошенькая. Энергичная. Оптимистичная. Немного взбалмошная.
Немного? Она была замужем за ним, обручена с английским щеголем, и теперь хочет увидеть его оправданным, прежде чем оставит позади это приключение. Вероятно, она не видит во всей этой ситуации ничего необычного.
Верит ли она, что он невиновен? И поверит ли кто-нибудь этому?
Он поднялся с койки и положил руки на дерево решетки, уставившись на Коллинза. Шериф поднял голову и с опаской в глазах посмотрел на Джейка.
– Я не делал этого, – тихим голосом сказал Джейк. – Я не убивал Кенни Мейлза.
Коллинз на миг лишился дара речи, а Джейк все так же смотрел на него в ожидании ответа.
– Черт побери, Джейк. Раньше ты никогда не защищал себя. Хотя, разумеется, тебе раньше и не грозила виселица.
Джейк не отвечал. Он просто ждал.
– Ты сможешь выступить перед судом, – неуверенно сказал Коллинз.
– Но вы не верите мне, не так ли? – Джейк словно жалил, поддевал шерифа на крючок своей ухмылкой.
Выждав немного, Коллинз ответил.
– Не верю. Ты убил Кенни, и все тут.
Джейк не разочаровался. Он получил именно тот ответ, которого ждал.
Коллинз и все остальные в городишке верили, что он убил Кенни. И даже Рената засомневалась. У него не было никакого шанса.
Его повесят.
До суда над Джейком оставалось два дня, и не было никого счастливее Персиваля. Конечно, это было приключением, но ему уже начинала надоедать. Серебряная Долина с ее сомнительным очарованием захолустья и не терпелось поскорее увезти Ренату из этого городишки и от связанных с ним воспоминаний.
Она сделала все, что могла, чтобы снять со своего мужа обвинения, и сейчас ей оставалось только ждать. Она явно нервничала: Иденуэрт заметил это, когда ему однажды удалось ее увидеть. Рената, казалось, тщательно избегала его.
Поэтому он был удивлен, когда она завела его в угол вестибюля гостиницы и на глазах у матери пригласила прогуляться до главного магазина. Сесилия оказалась в холле, наблюдая с довольной улыбкой, как они выходили из вестибюля.
Персиваль был в восторге. В глазах Ренаты забрезжил прежний огонек, слабый румянец вернулся на щеки. Однако она была молчалива и как-то странно задумчива. Они бок о бок шествовали по тротуару. Персиваль не обращал внимания на злобные взгляды прохожих и выглядывавших в окна людей. Он уже начинал к ним привыкать.
Они вошли в магазин. Рената взяла его под руку и поволокла в дальний угол магазина.
– Миссис Бойль! – позвала она женщину, которая приводила в порядок полки с консервами. – Можно я зайду на ваш склад?
Персиваль увидел, что Рената направляется прямо к закрытой двери, и понял, что она войдет туда, независимо от того, разрешит ли это ей жена хозяина.
– Садитесь, – исполненным силы голосом сказала Рената, как только за ними закрылась дверь. Склад весь был завален товаром, и Рената кивнула на шаткую скамейку, стоявшую возле стены. Персиваль взглянул на скамью и с молчаливым достоинством отказался.
Рената беспокойно расхаживала, глядя в пол и покусывая нижнюю губу. Наконец она посмотрела на него. Лицо ее окрасилось прелестным румянцем.
– Я буду с вами откровенна, Иденуэрт, – сказала она гораздо более мягким голосом, чем в последние дни.
– Я бы хотел, чтобы вы меня называли Персиваль или Перси, если вам так больше нравится.
Рената отмахнулась от его просьбы.
– Я думаю, я… я подозреваю, что ношу ребенка. – Она быстро высказала это, словно боялась, что передумает, если сразу же не сообщить об этом. – Я не совсем уверена, но почти… Может, это связано с волнением, хотя я никогда раньше не была нервной. – Она посмотрела в пол. – Слишком мало времени прошло, чтобы быть уверенной, но я не могу выйти за вас замуж, не сказав всей правды.
Персиваль вздохнул и почти упал на скамейку, раскачав ее шаткие ножки.
– Я восхищаюсь вашей честностью, Рената. – Это было правдой, хотя он чувствовал, что она от него что-то скрывает. Ребенок? Дети плачут и требуют гораздо больше заботы, чем он готов предоставить… но для этого существуют няньки. Ни ему, ни его жене не придется обременять себя уходом за ребенком.
– Любому ребенку, которого вы носите, будет дано мое имя, и мы его вырастим, как моего собственного. – Он отбросил все свои опасения. – Если это будет мальчик, то он станет следующим графом Иденуэртом. – Если мы вскоре поженимся, то ни у кого не возникнет причины подозревать, что ребенок не мой.
Рената долго и озадаченно смотрела на него. А разве она ожидала, что он убежит от нее, как перепуганный кролик, когда услышит эту новость?
– Вы благороднее, чем я думала. – В ее тихом голосе прозвучало неподдельное удивление.
– Я готов принять все, что вернет блеск в ваши глаза, – ответил Персиваль. – Если это удастся ребенку, путь будет он. У нас будет еще дюжина, если вы пожелаете. – Он не был слепцом и заметил облачко, пробежавшее по ее лицу. Она явно еще не задумывалась о перспективе вынашивать его детей.
– Я… я не знаю, говорить мне об этом Джейку или нет, – залепетала Рената. – Он имеет право знать, но… ему, наверное, будет тяжело оттого, что у него есть ребенок, который так далеко отсюда и которого он никогда не увидит. – Она смотрела на Иденуэрта, пытаясь найти ответ.
Персиваль слегка прищурился.
– Рената, дорогая, – спросил он ласково. – Вы любите этого… этого типа Вулфа?
Меньше всего Рената ожидала услышать от него этот вопрос. Она подняла голову и поглядела ему в глаза.
– Я… я… нет. – Лицо ее густо покраснело. – Я думала, что люблю, но это было просто детское увлечение. Надеюсь, вы не будете слишком плохо думать обо мне.
Персиваль наблюдал, как самые разные чувства промелькнули на ее лице, как сверкнули глаза, сжались губы. Джейк был прав: Рената была не в ладах с правдой.
– Тогда, на вашем месте, я не стал бы говорить ему, – ровным голосом произнес он. – Лучше порвать сразу… лучше для всех.