– Что сделала? О чем ты?
– Я – привидение, которое зарегистрировали твои машины. Я, а не Франциска.
– Рейчел, ты не знаешь, что говоришь. – Он замолчал, а потом признался: – Я не знаю, о чем ты говоришь.
Зак шагнул к ней, и она в слепом порыве ринулась к микрофону. Не давая себе опомниться, заговорила:
– Я хотела бы сделать заявление. Оно касается экспериментов профессора Кингстона. Ему удалось разоблачить мое привидение. Просто он не знает этого.
– Подожди, ты не понимаешь…
Рейчел обернулась.
– Я понимаю, – сказала она с чувством. – Ты все время говорил мне о правде, чести и чистоте. Но я не слушала. Меня волновала только продажа этой дурацкой книги. – Она встретилась с ним глазами и призналась: – Я обманула твой магнитный котометр четырехлистником клевера. А призрак… Это было облако пыли из пылесоса. Оно вырвалось, когда я уронила мешок.
– По-моему, ее саму уронили. У нее крыша поехала, – пробормотал Курт. – А контур у нее не отключился, а сгорел к чертям собачьим. Капут. Вся информация стерта.
– Заткнись, Моррис, – хором сказали Зак и Рейчел.
Она снова обратилась к аудитории:
– В этом нет вины профессора. Вина моя. Он не знал, что я сделала. Я должна была рассказать ему. Но не рассказала. Я хотела, чтобы Франциска существовала. Я хотела, чтобы он поверил, как верю я… – у нее перехватило дыхание. – Как верила я. Теперь всему конец. Призрака нет. Наверное, и не было никогда. Франциска… – Голос оборвался рыданием. – Отныне Франциска Ариста разоблачена.
Не осмелившись взглянуть на Зака, она спрыгнула со сцены и протолкалась сквозь толпу к выходу. Ее хватали за руки, репортеры выкрикивали вопросы. Она не обращала внимания. Она спешила прочь, зная только одно: пройдя через этот ужас, она избавилась от чувства вины. К сожалению, освободившееся место заняла боль, такая сильная, так глубоко проникшая, что от нее вряд ли удастся избавиться.
В воротах она помедлила. Обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на Зака. Он говорил в микрофон, обращаясь к журналистам, завладевая их вниманием. На долю секунды их взгляды встретились.
Отсюда, издалека, нельзя было разглядеть злость и разочарование в его глазах. Но она знала это и не глядя на него. Ведь он предупреждал, к чему приведет еще одна попытка смошенничать. Если у него и было какое-то чувство к ней, теперь оно растоптано: Зак не может любить мошенницу.
Но самым ужасным было сознание того, что она сделала все возможное для уничтожения просыпавшейся в нем веры.
На следующий день, рано утром, Рейчел стояла у двери с вывеской «Покупки через века – антикварные редкости». Одна рука сжимала медальон. В другой было письмо от агента. «Возвращаю вашу рукопись, – писал он. – Она никого не интересует». Ничего удивительного. Теперь вообще не будет ни удивления, ни потрясения. Удивления и потрясения ожидают того, кто верит во что-то. А она ни во что не верит.
Набрав полные легкие воздуха, она вошла в лавку.
– Мистер Сантос!
Он немедленно возник в дверях задней комнаты.
– Рейчел, дорогая. Я ждал вас. Проходите, выпьем чашку чая. Сегодня это будет лаванда с каплей вербены. Именно то, что нужно в вашем состоянии.
Она прошла за антикваром, напоминая себе, что больше не удивляется. Старик не мог знать, что она придет, но знал – ничего удивительного.
– Мое состояние? – переспросила она. – Какое состояние?
– Депрессия. Меланхолия. – Он взглянул поверх очков в проволочной оправе. – И немалая толика несчастной любви, если я не ошибаюсь. Садитесь, садитесь.
Она жалобно вздохнула. Да, нужно признать, что немножко удивления есть. Но ведь это мистер Сантос.
– Вы не ошиблись относительно моих чувств. Но пришла я не поэтому.
Он занялся разливанием чая.
– Нет?
– Нет. – Лучше сразу покончить с этим. Это будет легко. После вчерашнего – раз плюнуть. – Я пришла, чтобы продать медальон.
Он поставил на стол хрупкую чашечку и сел напротив.
– Вы уверены? – тихо спросил он, поглаживая белоснежную бороду.
– Да. У меня нет выбора.
– Выбор у нас всегда есть, моя милая.
Она выставила подбородок.
– Я и выбрала – продать медальон.
Мистер Сантос изучал ее печальными глазами.
– У вас больше нет веры? – спросил он с сочувствием. – Ваша вера в чудеса уничтожена полностью?
Полагаться на свой голос она не решалась и потому просто кивнула.
– Еще огонек погас, – сказал он грустно. – А я так надеялся, что станет одним больше, а не меньше.
– Курт был бы в восторге от встречи с вами, – пробормотала Рейчел, ни слова не поняв из сказанного.