— Не могу, и все, — забормотала Сильвия, хватаясь за ручки кресла. — После всего, что он для меня сделал! Они ведь с Оливером в жизни ни разу не поссорились, пока я не встряла, теперь, когда Питер выручил меня, даже зная, как я люблю его брата… Боже, они в жизни мне этого не простят!
Все это так унизительно, ты просто не понимаешь!
Лучше уж унижение сейчас, чем вся жизнь в несчастье, жестко подумала Холли. И как только Сильвия могла вообразить, что будет счастлива в браке, который сделает ее сестрой любимого человека? И как мог Питер быть таким самонадеянным, рассчитывая, что сможет все наладить и успокоить несчастную девушку в такой ситуации? Это был прямой путь к беде, независимо от того, удаюсь бы преодолеть отчуждение между братьями или нет.
— Нет, не понимаю, — ровным тоном произнесла Холли. — Зато я очень хорошо осознаю, что ты не можешь выйти замуж за Питера, оставив его в заблуждении насчет ребенка. Ты же знаешь, каковы его понятия о честности. Вспомни, что случилось, когда он женился на женщине, пытавшейся использовать беременность как ловушку? Ты просто обязана ему все рассказать — ради твоей чести и его тоже.
Он решит, что я просто дура, и Оливер тоже! — Оливер — врач. Ради всего святого, Сильвия, подумай сама, ведь он должен был предвидеть возможность чего-то в этом роде и настоять на том, чтобы вы отложили какие бы то ни было решения, пока ты не пройдешь нормальный медицинский осмотр. Так что кто из вас дурак, это еще неизвестно! Правда, это было бы рациональное решение, а любовь не всегда умеет действовать логично.
Глаза Сильвии мечтательно затуманились.
— Это правда… Я понимаю, что обрушила на него эту новость внезапно. Мы в тот момент ругались совсем по другому поводу, и у него возникло ощущение, что его загнали в угол. Но ведь и со мной было то же самое! Может быть, мне стоит сначала сказать Оливеру, а он пусть скажет Пэру.
Холли саркастически приподняла брови.
— Не думаю, что Питеру будет приятно узнать эту новость из вторых рук.
Однако Сильвия, похоже, была сейчас неспособна воспринимать какие-либо советы, поэтому, когда после их содержательной беседы Холли спустилась к завтраку, голова у нее разболелась не на шутку, причем боль только усилилась, когда Хэролд жизнерадостно сообщил, что она пришла как раз вовремя, ибо в библиотеке ее ждет только что приехавший Питер.
— Я отправил его туда, потому что он сказал, что хочет поговорить с тобой по делу и желательно, чтобы вас никто не тревожил. Надеюсь, этот хитрец не собирается украсть тебя из нашей фирмы до того, как купит ее. Хотя это было бы глупостью: все равно, что красть у самого себя.
Смех дядюшки провожал Холли, пока она шла по коридору, но самой девушке было не до веселья. Войдя в кабинет, она первым делом увидела Айрис, неловко сгорбившуюся у письменного стола, нервно поправлявшую очки, и сердце ее упало.
Питер, стоял рядом. Он бросил на стол тяжелую бухгалтерскую книгу, и стук отозвался в ушах Холли громовым раскатом.
— Может, ты объяснишь мне, что это значит? — ледяным тоном, от которого стыла в жилах кровь, спросил он.
Краем глаза Холли заметила, как съежилась Айрис. Что бы там она ни натворила вопреки запрету Холли, нельзя перекладывать на нее вину.
— Я… не понимаю.
Питер грохнул кулаком по книге. Лед растаял, уступая место бешеному вулкану ярости.
— Не усугубляй своего положения, притворяясь святой невинностью! — рявкнул он. — Теперь меня не удивляет, что ты охотно отправилась вчера со мной на яхту. Обеспечила себе великолепное алиби! — Он окинул Холли взглядом, полным горького презрения. — Ты оставила в офисе мою дочь делать за тебя грязную работу, а меня аккуратно убрала с дороги. Поздравляю с безупречной тактикой: ты привлекла на свою сторону дочь и соблазнила отца!
Ничего подобного у Холли и в мыслях не было, но Питер был не в том состоянии, чтобы прислушаться к голосу разума. Она осторожно взяла гроссбух со стола.
— Но ты же видишь, что, ..
Питер стремительно наклонился вперед и выхватил гроссбух из ее рук.
— Я все вижу! — заорал он так, что она вздрогнула. — Я вижу, что ты ее использовала — мою дочь! — чтобы покрыть свое преступление. — В этом потоке неуправляемой ярости его пылкое стремление защитить свою семью проявилось со всей силой. — Ты воспользовалась ее привязанностью, чтобы сделать ее соучастницей мошенничества.Сегодня мне случайно удалось обнаружить на ее столе этот гроссбух, и я понял, каким же был дураком, что проглядел происходящее под собственным носом и потащился с тобой на яхте.
— Но, папа, я же тебе сказала, Холли не велела мне ничего делать…
— Помолчи, дочка, ты уже и так достаточно натворила! Что Холли говорит и что она на самом деле имеет в виду — это разные вещи. — Он снова перевел свирепый взгляд на бледное как мел виноватое лицо Холли. — Ты это задумала с самого начала, поэтому и явилась ко мне на квартиру?
Чувство вины сменилось яростью. Теперь мисс О'Брайен была не менее возмущена, чем он.
— Нет! Ты прекрасно знаешь, что этого быть не могло!
— И ты рассчитываешь, что я тебе поверю? — ядовито отрезал Питер, хотя, похоже, и сам понимал, что зашел в своих предположениях чересчур далеко, — слишком уж они не вязались с последующими событиями. — Что ж, значит, ты сориентировалась на месте, когда тебе представилась возможность приехать в Обитель и ты поняла, что наша… связь поможет тебе организовать дымовую завесу для твоих действий. А те штуки, которые ты проделывала со мной вчера, тоже часть твоей страховой политики? Чтобы мне не захотелось вызывать полицию, когда твой номер выплывет на свет Божий…
— Питер! — в ужасе вскрикнула Холли, невольно бросая многозначительный взгляд на Айрис, завороженно следящую за их перебранкой.
Однако ее беспокойство лишь подстегнуло Питера.
— Что? Боишься, что я оскверняю ее невинный слух? А я вот считаю, что на будущее Айрис очень даже полезно знать, что бывают честные женщины, а бывают и бессовестные хитрыешлюхи!
— Что значит — ты уезжаешь? Тебе совершенно незачем уезжать!
Сердитый отклик дядюшки в ответ на смущенное признание Холли согрел душу девушки. Ее роковое свидание с Питером закончилось вскоре после его безобразной вспышки, когда он понял, что неумение держать себя в руках по контрасту с выдержкой Холли лишь роняет его в глазах дочери — и в его собственных. Он пулей вылетел из дома, изрыгая угрозы, а Айрис, которую он тащил за собой, на ходу шепотом посылала Холли извинения и делала знаки, которые должны были означать, что все образуется.
Все произошло так быстро, что Холли показалось, будто ее ударила молния: боли еще не было, но все ее существо как-то застыло и онемело. Оставалось лишь зализывать многочисленные кровоточащие раны. С трудом волоча ноги, она вернулась в столовую и, собравшись с духом, призналась ошеломленным дяде и тетке в гнусном предательстве Гленна и своих тщетных попытках исправить то, что он натворил.
Она ни словом не обмолвилась об Айрис, сказала лишь, что Питер случайно разоблачил ее, и была совершенно потрясена, когда Грейс и Хэролд вместо того, чтобы обвинить ее в соучастии в грязных делишках покойного мужа или обозвать ее дурой, в два голоса бросились ее защищать.
Как ни отказывался Хэролд, Холли настояла на том, чтобы он принял ее заявление об уходе, однако, когда девушка сообщила, что немедленно уезжает, он яростно запротестовал.
— Я просто обязана уехать, дядя, — собрав остатки гордости, заявила Холли. — Вы доверяли мне, а я вас подвела.
— Не ты, а этот паршивый ублюдок Гленн! — сердито возразил Хэролд, как всегда, не слишком стесняясь в выражениях. — Если дело в деньгах, то не волнуйся, детка. Ты же знаешь, я все улажу.
Но Холли, просто убитая их неожиданной добротой и доверием, стояла на своем.
— Не надо, дядя! У меня наверху банковский чек на всю сумму, которую растратил Гленн, я его сейчас принесу.
— Послушай, Холли, не думаешь же ты, что мы отвернемся от тебя только из-за того, что тебе под влиянием стресса пришлось выбрать неправильную тактику поведения, — ласково сказала Грейс. — Довольно уже и того, что когда-то мы вот так же потеряли твою мать, но тебя мы ни за что не бросим. Главное, что тобой руководили добрые намерения. Мы понимаем, что тебе, дорогая, хотелось уберечь нас от лишних переживаний. Ты и так уже дорого заплатила за грехи Гленна, так что хватит себя терзать!