— Трус — тем более. Ты сама себе прекословишь. То называешь трусом, то ищешь в моих поступках подтверждения храбрости.
— Я женщина, — усмехнулась Малинка. — Могу позволить себе быть глупой, говорить одно и тут же — совсем другое.
— Мне известно, что ты далеко не дура…
— А тебе известно, что мне иной раз до тошноты надоедает моя разумность, жесткость и прочие мужские качества, которым я вообще-то завидую?
— Чего тебе завидовать… — пробормотал я, сильно опасаясь вызвать очередной приступ гнева. — Ты ими обладаешь в полной мере. Некоторые мужики не дотягивают.
— Спасибо! — неожиданно рассмеялась сладенькая. — Приятно, что ты столь высокого мнения обо мне. Вот если б еще позволял побыть женщиной не только в постели…
— Да я с тебя пылинки сдувал в дороге!
— Ты сдувал пылинки с ценного груза, за доставку которого в целости и сохранности назначено немалое вознаграждение.
— Плевал я на ваше вознаграждение! Пусть лорд отдаст его этому… Ясеню…
— Ясменю.
— Ну, Ясменю! Бедняга поиздержался, наверное, в Граде-у-моря. Там девочки привыкли к щедрым морячкам и за горсть медяков никого ублажать не станут, будь ты хоть трижды белокостный!
Три болота, ну что я несу! На вознаграждение мне вдруг и впрямь стало плевать, но за дерзость Малинка меня, пожалуй, выпороть прикажет…
— Тебе очень идет ревновать, — проворковала сладенькая, запуская пальцы мне в волосы. — Выкупайся, только побыстрей, ладно? Я жду.
Тьфу, ну что ты будешь делать? Может, кто-то на моем месте и смог бы уйти, но осторожный Перец принялся стремительно стаскивать с себя одежду и поспешно полез в бадью. Долго ждать Малинке не пришлось: небывалый стояк не располагал к вдумчивому омовению.
***
Купаясь, я проклинал свою слабость и глупость последними словами, но, оказавшись в постели со сладенькой, тут же обо все позабыл. Мне, признаться, давно уже было без разницы, кто ее родители, девочка притягивала сама по себе. Вот и сейчас мысль о том, что отцом Малинки был самый что ни на есть настоящий король, почти сразу выветрилась из головы.
Мы долго не могли угомониться, благо путь от Холмищ до Турьего Рога, проделанный в повозке, утомил разве что бездельем. А когда, наконец, насытились друг другом, я решил позадавать вопросы.
— Линочка, неужели отец-король разрешал тебе спать с кем попало?
— Ох, Перчик, как же тебя заедают мои прежние любовники! — Я обиженно засопел. Да, заедают! Сам себя дураком чувствую, но таких признаний она от меня не дождется. — Представь себе, не запрещал. Он любил меня и гордился, что его дочь не желает обычной женской доли. Меня с детства раздражали куклы, наряды, жеманство, плаксивость и глупые бабские разговоры. Брат был ненамного старше, и я привыкла проводить время с ним и его учителями. У меня неплохо получалось то, что давалось ему и любому другому мужчине: и науки, и владение оружием. Отец заметил, и не запретил, а наоборот, стал поощрять. Мои успехи доставляли ему радость, но он понимал, что после его смерти дочери придется нелегко. В Багряном Крае, как и в других странах, женщин редко принимают всерьез. Особенно тех, кто не может похвалиться белизной кости. Мужские умения незаконнорожденной вызывали б не столько уважение, сколько злость. И отец посоветовал мне не пренебрегать женскими искусствами. Не шитьем и кухней, конечно, а танцами, музыкой, хорошими манерами, умением одеваться и управлять мужчинами, используя свою привлекательность. Он надеялся, что я стану посланницей при дворах соседей. Очень полезной посланницей, ведь никто не относился б ко мне серьезно, принимая за очередную пустоголовую дочурку с подпорченной родословной, которой не светит приличное замужество, и она прожигает жизнь в постелях всех, кто сумел понравиться. Попутно выясняя ценные для Багряного Края сведения.
— Что-то вроде разведчика?
— Да, и не только. Я могла бы острожно, исподволь, подводить нужных людей к нужным мне решениям.
— Трахаясь с ними?
— Постель — крайняя мера, — усмехнулась она. — Полагаешь, я не смогла бы заставить тебя помочь мне добраться до Светаны, не прибегая к этому безотказному средству?
— Ну-у… — задумался я.
— Хватило б пары веселых деньков у Флоксы. После ты кидался б исполнять каждый мой намек на желание, стоило бы задумчиво приобнять губами кончик любого продолговатого предмета: рогалика, огурца, морковки или даже пальца. Странно, что женщины обделяют тебя этой лаской, такого красивого мужского достоинства мне раньше видеть не доводилось… — закончила она мечтательно.
— Какая ж ты все-таки язва! Не зря тебя кличут Крапивкой.
— Уже слуги наболтали? Надеюсь, ты с ними не откровенничал?
— Нет, конечно. Я, как выяснилось, недоумок только в одном.
— М-м-м, и в чем же? — длань королевской дочери уже некоторое время блуждала чуть пониже моего живота.
— В том, что дал сесть себе на шею развратной белокостной девчонке.
— На шею? Вот уж куда не собиралась садиться! — и принялась устраиваться совсем на другом месте.
— Ты все время уходишь от ответов, распаляя мою похоть, — проворчал я, когда запыхавшаяся наездница рухнула мне на грудь.
— Я уже опять готова отвечать, — простонала Малинка.
— А я пока не готов слушать, — сжал ее в объятиях и перевернулся. Нельзя позволять сладенькой верховодить еще и в постели. Я, видите ли, только здесь и даю ей почувствовать себя женщиной! Что ж, доставлю удовольствие в очередной раз…
— Ты, как я понимаю, теперь единственная прямая наследница короны Багряного Края? — спросил я, отдышавшись.
— К счастью, нет, — ткнулась носом мне в шею. — Ты хорошо пахнешь.
— Мы, айры, всегда пахнем тем, что нравится женщине, с которой спим, — совладать с желанием подурачиться не получилось. — Хошь яблоками, хошь, розами, хошь…
— …перцем.
— Смотри, не расчихайся, — хмыкнул я.
— Да ты не перцем пахнешь, а разогретой солнечной степью, — задумчиво проговорила Малинка. — У нас в Багряном Крае степей нет, но брат однажды брал меня в Ветлуж, там я ее и видела. И не только видела, но и валялась в траве, а она так чудесно благоухала…
— Тимьяном?.. — отчего-то не сдержался я.
— Может быть. Я не знаю тамошних трав, — она помолчала, потом заговорила снова. — Единственный прямой наследник короны Багряного Края — мой племянник. Ему нет еще и двух месяцев. Брат, оказывается, женился втайне от семьи, но сделал все согласно правилам, тому есть свидетели. Малыш — законный наследник. В отличие от меня и дяди. Вепрь — бастард моего деда, они с отцом наполовину братья. Он и привязался ко мне из-за сходного происхождения. Правда, его мать была белокостной, хозяйкой этого замка и очень самостоятельной особой. Наверное, дядя терпит мой нрав, потому что я иногда напоминаю ему матушку.