Ох, три болота и одна лужа! Все-таки по мою душонку. Рвануть бы сейчас в порт и на корабль, да Дыня наверняка побежит доносить. А раз мужик не поленился выследить меня до Ракушника, скорей всего и дальше не отцепится. Пересидеть бы где-нибудь… Глядишь, рогоносец решит, что след потерял, и отправится восвояси.
— Знаешь, Перчик, он сказал, в «Пере павлина» стоит, и ежели кто что о тебе знает, то без награды не уйдет, — продолжала молодка многозначительно, оправдывая мои наихудшие подозрения. — Но ты ж недавно в городе, бабы еще не пронюхали. Мне Дымок по дружбе сказал. Он в карауле стоял, когда ты в ворота в сумерках проскользнул. Я и подумала: Нырок еще когда вернется, ты мог бы у меня укрыться. Не вечно ж мужик этот в нашем Ракушнике обретаться будет? Прибежала сюда, в «Хрен и редьку». Думаю, вдруг по старой памяти зайдешь…
А вот это я и вовсе ненавижу. Когда меня за жабры берут, пусть и обставляют все так, будто добра желают. Такое еще гаже, чем если б прямо условия назвали. Прямо назвали… А это мысль! Мне ж предложили кое-что, а я отказался. Не захотел, видишь ли, предел переступать. О таком легко рассуждать, когда задница в безопасности. А в моем положении… Ежели древлянин сцапает, точно евнухом сделает. И это только для начала. Так что коли хочу остаться при своем хозяйстве, придется к Флоксе наниматься. Ну и наймусь. Чего я сразу на похоронный лад настроился? Может, все и обойдется. Почему решил, что со строптивицей может получиться, как с Ягодкой? Та была девица кроткая, нежная да привязчивая, вот и… Не вздумай казниться, Перец, давай-ка выкручиваться. Перво-наперво, Дыне голову задурим.
— Вот спасибо, Дыняша! Ты уж прости за недобрые слова, это все ревность. Я как узнал, что ты замуж вышла… Не, даже вспомнить не могу, сразу сердце рвется. Приду к тебе, только дельце одно у меня осталось. Должок забрать нужно. Раз такая хренотень, и мне прятаться выпало, денежки потребуются. Не тебе ж свои кровные на мою жратву тратить.
— Ладно, — просияла Дыня. — Я теперь живу на Соленой улице, это недалеко от…
— Знаю, где. Дом какой?
— Двухэтажный, в два окна. Я второй-то этаж жильцам сдаю, но у них вход отдельный, они про тебя не узнают, а и узнают — по-нашенски плохо разумеют, приезжие из-за моря…
— Да на Соленой улице, почитай, все дома двухэтажные, а половина из них в два окна! — мне начала надоедать болтовня Дыни, но отмахнуться от нее нельзя — тут же рванет в «Перо павлина». Не мужик, так хоть награда.
— У нашей двери горшок с душистым табаком стоит. Он весь в белых цветах — в темноте заметишь, да и запах почувствуешь.
— Вот это дело! Жди, Дыняша. Перины взбей получше, — от души приложил ее по заду и отправился восвояси.
Попетлял немного, чтобы проныра не выследила, куда именно я двинул, и пошел в «Теплую норку».
Заходить с главного входа не стал: слишком много глаз. Нырнул в узкий, провонявший мочой проулок и постучал в низенькую дверку, ход для своих, ну, или почти своих, вроде меня.
— Кто? — раздался изнутри тоненький голосок.
Повезло: это сестрица Флоксы, горбунья Машка. Вообще-то, ее зовут Ромашка, но длинное имя не приросло к крошечной сухонькой женщине. Все зовут ее Машка, немного по-кошачьи, но она не обижается.
— Это я, Машуля. Перчик, — проговорил вполголоса, приблизив губы к замочной скважине. Горбунья всегда прикладывает туда ухо, ожидая ответа.
Мы с Машкой, можно сказать, друзья. Я с первой встречи относился к ней, как к женщине. Вернее, к юной девушке, которая еще не вошла в пору, но через год-два обещает стать лакомым кусочком. Машуля умна и, конечно, поняла мою шутливую игру, но, видать, она ей понравилась. Я ведь не насмехался над калекой и не смотрел сквозь, как на испорченный предмет обстановки, вроде колченогой скамьи или продавленного стула. А большинство людей так с ней и говорят, включая Флоксу, ее роскошную сестрицу. Мне же просто хотелось немного скрасить безрадостное существование бедняжки доброй шуткой и искренней улыбкой. Ко всем моим прочим недостаткам я еще и… нет, пожалуй, все же не добрый, скорее, незлой. Во всяком случае, убогие и увечные всегда вызывали во мне не брезгливость и страх, как в большинстве людей, а жалость.
— Перчик! — дверь распахнулась, и радостная горбунья втянула меня в узенький коридорчик. — А Ус сказал, не смог тебя найти.
— Понимаешь, Машуля, он меня нашел, да я отказался от флоксиного предложения…
— Ох, да, — ее маленькое, покрытое ранними морщинами личико стало сочувственным. — Ты же не хотел больше после той истории… А зачем тогда пришел? Если просто к девочкам, то Флокса начнет тебя уламывать…