— Я не считаю его избитым, — возразил Раффлс, перебирая сигары и вручая одну мне. — Коньяк или ликер, Кролик?
— Бренди, — без церемоний ответил я.
— Кроме того, — продолжал он, — замки не взламывали. В Дорчестере, например, дверь была заперта и ключа не нашли, следовательно, вор мог проникнуть изнутри.
— Но именно в Дорчестере он забыл под окном веревочную лестницу, — с торжеством воскликнул я, но Раффлс покачал головой.
— В эту лестницу, Кролик, поверит только слепой.
— Чему же тогда верить?
— Тому, что мнимый взломщик всегда попадал в дом как гость. А также тому, что имя ловкача мне известно.
Глаза его на миг блеснули угрозой и торжеством, и я начал верить. В шутливом приветствии я поднял бокал и осушил до дна под его слегка встревоженным взглядом.
— Самая подозрительная особа значится во всех списках и поначалу вызывает наименьшие подозрения. Это лорд Эрнест Белвилл, побывавший на всех приемах. Имя вам о чем-нибудь говорит?
— Активист клуба трезвенников?
— Именно.
— Недостойное занятие.
— Согласен, — отвечал Раффлс, — но очень любопытное. Подумайте, станет ли человек столь умеренных и тривиальных взглядов, разделяемых к тому же большинством (к коему вы, Кролик, не принадлежите), без особой нужды оповещать о них мир? Разумеется, не станет. Выходит, нужда есть. Но какая? Жажда славы? Он и так известен. Деньги? Не исключено: при подобном образе жизни — а менять его он не собирается — деньги текут как вода. Однако репутация чудака, которую он завоевал среди здравомыслящих людей, вряд ли его обогатит. Лучший выход в такой ситуации — занятие для отвода глаз. У меня это крикет, у него — трезвенники. Но догадку следовало проверить. Газеты не давали исчерпывающего ответа. У кого, скажем, я мог узнать, чем занимался до сих пор наш почтенный, сорокалетний, холостой друг?
— Действительно, у кого? — произнес я, игнорируя его откровенное желание испортить мне аппетит своими головоломками.
— У него самого! — невозмутимо улыбнулся Раффлс в ответ на мое удивление.
— У него самого? — повторил я. — Но когда? Где?
— В прошлый четверг. Если помните, мне тогда захотелось отдохнуть и мы легли рано. Я счел неразумным посвящать вас в планы, которые каждую минуту могли, да и сейчас могут, сорваться. В тот вечер лорд Эрнест Белвилл выступал с речью в Эксетер-Холле; после собрания я незаметно проводил его до квартиры в Кинг-Джонс-Меншнс и там, прежде чем он улегся спать, взял у него интервью.
Мое журналистское самолюбие было задето. С наигранным недоверием (мог ли я сомневаться в его презрении к закону?) я сухо осведомился, какой журнал он избрал для маскировки. Не решаюсь привести его неожиданный ответ без дополнительных объяснений.
— Даже вам, Кролик, должна была броситься в глаза моя давняя привычка. Я никогда не упускаю возможности задержаться в гостиной у подноса с визитными карточками и наполнить жилетный карман. Неоценимое подспорье для актера-любителя. В четверг я воспользовался карточкой известного писателя, сотрудника не менее известного журнала. Если бы лорд Эрнест знал его лично, я сослался бы на репортерские уловки. Но мне повезло, и, выполнив задание редактора, я собрал материал для утреннего выпуска. Поборник трезвости не чуждается рекламы.
Я поинтересовался, что ему удалось выяснить.
— Все, — ответил Раффлс. — Лорд Эрнест провел двадцать лет в странствиях. Посетил Техас, Фиджи, Австралию. И, подозреваю, не одну их обитательницу осчастливил своими отпрысками. Манеры у него самые непринужденные. Он поступился принципами и угостил меня превосходным виски. Мы разговорились, хотя вообще это человек сдержанный и осмотрительный. Сегодня его ждут у Керклитемов, я успел заметить приглашение. А пока он выключал свет, успел также залепить воском замочную скважину.
И, покосившись на официантов, он показал новенькую, блестящую отмычку. К сожалению, вторая пинта (поделенная, должен признаться, не поровну) затуманила мой ум, и я лишь переводил взгляд с отмычки на Раффлса. Зеркало за его спиной отразило мой нахмуренный лоб.
— Вдовствующая леди Керклитем… — прошептал он, — бриллианты величиной с фасоль… надевает все сразу… спать ложится рано… сегодня как раз в городе.
Меня осенило:
— Негодяй хочет их украсть!
— А я намерен выудить их у негодяя, — сказал Раффлс, — если не все, то хотя бы нашу долю.
— Думаете, он отдаст?
— Мы прижмем его к стене, и он согласится.
Раффлс решил до полуночи проникнуть в квартиру лорда Эрнеста и подкараулить высокородного мошенника. Потом, если дело обернется худо, мне надлежало отойти в сторону и предоставить мелочи ему; за хорошее исполнение роли мне полагалась часть добычи. Я исполнял ее не раз, когда с большим, когда с меньшим успехом, но долю свою получал исправно. Сегодня же я просто рвался в бой. Точно отмеренная порция шампанского — Раффлс знал мою меру — пробудила во мне смелость и решительность. Я даже не захотел ждать кофе, очень крепкого по заказу Раффлса. Но на кофе он настоял, поэтому в кеб мы сели после десяти.
— Ранний приезд может все погубить, — заметил он по дороге, — но и задерживаться там рискованно. Придется выбирать из двух зол. Я бы предпочел найти ответ не позже чем на Пиккадилли. Риск и безрассудство — разные вещи.
Многоквартирный дом Кинг-Джонс-Меншнс славится на весь Лондон древностью, уродливостью и высотой. Зато в основательности ему не откажешь, а строители его в отличие от нынешних не норовили сэкономить каждый фут. Когда наш кеб сворачивал в широкий внутренний двор, привратник задержал его, пропуская встречный экипаж, едва не задевший нас. В нем сидел мужчина средних лет с военной выправкой, одетый, как и мы, в смокинг. Подробности эти, увиденные невзначай, не привлекли бы моего внимания, если бы не странное поведение Раффлса. Он выскочил на тротуар, расплатился с кебменом и торопливо повел меня на противоположную сторону, подальше от дома.