Я позволил себе его передразнить, и ему это не понравилось. Еще бы! Мне показалось, что он вот-вот ударит меня, первый раз в жизни. И последний, потому что спускать ему я не собирался. Я закипел от возмущения. Какого черта, что он о себе воображает? И, стараясь задеть его посильней, я многозначительно кивнул в сторону двух внушительных индийских дубинок, стоявших на каминной полке по сторонам трубы, в которую я изъявил желание заглянуть.
В ту же минуту Раффлс схватил их и принялся размахивать над седой головой с какой-то недостойной мальчишеской лихостью и задиристостью. Но вдруг лицо его на моих глазах изменилось, смягчилось, зажглось радостью, и он бережно опустил дубинки на кровать.
— Они легче, чем кажутся, — быстро проговорил он, — и, готов поклясться, одна заметно тяжелее другой.
Он поднял их по очереди обеими руками, потряс над ухом, поднес к лампе и стал изучать широкие концы. Теперь и я понял, в чем дело, и, поддавшись его чувствам, испытал то же глухое волнение. Ни он, ни я не произнесли ни слова. Потом Раффлс достал свой верный универсальный аппарат, для краткости именуемый ножом, вытащил буравчик и передал мне дубинку. Я догадался зажать тонкий конец под мышкой, а широкий протянуть ему.
— Держите крепче, Кролик, теперь он попался, — с улыбкой шепнул Раффлс. — Но каков хитрец! Лучшего хода и мне не найти. Только я бы позаботился подогнать вес поточней, до грамма.
Он воткнул буравчик чуть ниже закругленного конца дубинки, и мы начали тянуть в разные стороны. Сначала ничего не происходило. Потом что-то подалось. Раффлс тихо, почти ласково выругался и мерно, как ручку шарманки, завертел бурав, а из-под него, извиваясь, поползла тонкая полоса прочной, редкой древесины.
Первая дубинка была полой внутри, как рог для вина; вторая тоже, ибо мы сразу перешли ко второй, не разворачивая пухлых свертков, которые посыпались на кровать. Под плотным слоем ваты угадывалась приятная тяжесть, кое-где вата спрессовалась, и свертки сохраняли форму углубления. Потом мы их раскрыли и… тут я предоставляю слово Раффлсу.
Он поручил мне привинтить крышки к дубинкам и поставить их на прежнее место. Когда, выполнив задание, я подошел к кровати, покрывало искрилось бриллиантами и переливалось жемчугами.
— Что я вижу, — произнес Раффлс, — свадебная диадема леди Мэй, пропавшая из ее гардеробной в праздничной суматохе! Готов вручить ее владелице вместо потерянной, если я не прав… Злополучные золотые ложки — старинные, дорогие, но слишком тяжелые, сразу перевешивают… Это, судя по всему, бриллианты Кенворти… А жемчуга, интересно, чьи? Похоже на гарнитур… Жаль хозяйку!.. Положила на полку в ванной, и вот… Все, полный список.
Мы переглянулись над кроватью.
— Сколько они могут стоить? — хрипло выговорил я.
— Трудно сказать. Но значительно больше, чем наши общие трофеи, за это я ручаюсь.
— Больше чем…
Я умолк, прикинув сумму.
— Продать их будет не так-то легко, старина!
— Но если делить на троих… — мой вновь обретенный голос звучал уныло.
— К черту дележку! — с чувством воскликнул Раффлс. — Собирайте все, и уносим ноги!
Мы рассовали по карманам драгоценности, прихватили и вату, не от жадности, а из желания уничтожить слишком явные следы нашей блистательной победы.
— Негодяй не осмелится поднять шум, обнаружив пропажу, — заметил Раффлс, подразумевая лорда Эрнеста, — но это не повод облегчать ему поиски. Здесь все в порядке. Ах нет, окно нужно закрыть, шторы раздернуть. Свет выключаем. А в соседней комнате что? Никаких следов, превосходно. Будьте добры, Кролик, потушите лампу в коридоре, а я пока…
Он не закончил. Снаружи в замке заскрежетал ключ.
— Свет!.. Выключите свет! — услышал я отчаянный шепот Раффлса. И не успел подчиниться, как он сбил меня с ног и легко, будто пушинку, втащил в спальню; одновременно открылась входная дверь и раздались уверенные шаги.
Следующие пять минут, видит бог, были ужасны. Проповедник трезвости вошел в гостиную и отпер дверку в глубине старинного буфета; послышались звуки, до странности похожие на бульканье спиртного и шипение сифона с содовой. Меня охватила ни с чем не сравнимая жажда, подобных мук, я уверен, не изведал ни один исследователь джунглей. Но рядом стоял Раффлс, и рука его была тверда и холодна, как рука опытной сиделки. Я убедился в этом, когда он зачем-то поднял воротник моего пальто и застегнул его доверху. И со своим, как я потом обнаружил, он бесшумно проделал то же самое. Зато короткий металлический лязг, приглушенный и смягченный тканью его пальто, я услышал вполне отчетливо, и он не только рассеял мой страх, но и вселил новую бодрость. Если бы я знал, какую игру затеял Раффлс и какую роль минуту спустя мне предстоит в ней сыграть!
Минута истекла, и лорд Эрнест вошел в спальню. Оказывается, мое сердце не разучилось бешено стучать! Мы стояли у самой двери, и могу поклясться, что, проходя, он меня задел; потом я различил скрип башмаков, шум на каминной полке и… Раффлс включил свет.
Застигнутый вспышкой, лорд Эрнест пригнулся, сжимая в руке индийскую дубинку, как лакей хозяйскую бутылку вина. Седой, представительный, с мощными плечами и мощной челюстью, он, может быть, впервые в жизни выглядел смешно и нелепо.
— Лорд Эрнест Белвилл, — заговорил Раффлс, — сопротивление бесполезно. Револьвер заряжен и при необходимости выстрелит без промаха в любого закоренелого преступника. Мне поручено арестовать вас по обвинению в кражах, совершенных за этот сезон в домах герцога Дорчестерского, сэра Джона Кенворти и других знатных и высокопоставленных лиц. Советую положить то, что вы взяли. Внутри ничего нет.