— У нее большие бивни, папа. У азиатских самок таких не бывает. И уши здоровые. У азиатских уши меньше.
Берни быстро покосился на сына.
— Ты все это рассмотрел на видео?
— Мисс Крилман говорит, что уши помогают им охлаждаться. Мы должны защищать слонов, папа.
Защищать слонов? Этого я не понял. Даже если они ведут себя как следует, вспомните об их размере. Почему они не могут сами себя защищать?
Мы ехали по Долине, ярко светило солнце, и теплый ветерок овевал меня. Все было тип-топ, и я затерялся в запахах дороги: выхлопах сгоревшего топлива, смазки, бензина, горячей резины и горячего асфальта. Люблю запахи дороги. Не успел я опомниться, как мы уже были на съезде с шоссе и повернули на ярмарочную площадь — я понял это, потому что вдали показалось огромное колесо обозрения. Однажды мы занимались расследованием на ярмарочной площади — сейчас не помню, в чем было дело, кажется, что-то насчет «сахарной ваты». Зато «сахарная вата» мне хорошо запомнилась — облепила весь нос и даже набилась в ноздри. Пришлось дышать через рот, а потом я несколько дней не мог избавиться от ее запаха.
— Вон купол, — показал Чарли, и мы въехали в ворота.
Я тоже его заметил — шапито по другую сторону колеса обозрения неподалеку от холмов, которые возвышались за ярмарочной площадью. У нас есть палатка, которую мы берем, когда ходим в поход (моя обязанность — носить колотушку для забивания колышков), но внутри такой запах и такой спертый воздух, что я не люблю там находиться и предпочитаю всхрапнуть снаружи. Берни тоже частенько вылезает на воздух посреди ночи — ему нравится спать под звездами. Он мне много о них рассказывает. Не так просто следить за его мыслью, но беды в этом нет — мне настолько нравится слушать голос напарника, что я, как правило, не стараюсь ничего понимать.
Мы подъехали к большому куполу и остановились у билетной кассы.
— Цирк на видео был вроде бы больше, — заметил Чарли.
— Я подумал о том же, — согласился Берни.
— И белее.
У кассы толпились люди, как у них принято, когда что-то не так. Чарли показал на приколотый к окошку кассы лист бумаги.
— Эй, — заволновался он, — что там в этом объявлении? Уж не отменили ли представление?
— Точно. — Берни подошел к кассе. В ней никого не оказалось. — «Приходите посмотреть нас завтра».
— Что это значит, папа? — расстроился Чарли. — Что там случилось?
— Понятия не имею. — Берни оглянулся, взял сына за руку и повел прочь.
Я плелся сзади и впитывал множество запахов — некоторые из них были совершенно незнакомыми. Все они, казалось, просачивались из-под купола цирка. Вскоре я оказался рядом с шапито и принюхивался к месту, где брезент соприкасался с землей. Запах животных, в этом не было ни малейших сомнений. Но у каких животных такой сильный, пряный, шибающий в нос запах? Я попытался просунуть морду под брезент.
— Чет!
Я обернулся.
— Папа, Чет что, пытается пролезть в цирк? — спросил Чарли.
— Уверен, он не стал бы делать ничего подобного, — ответил Берни.
Я потрусил за ними, твердо держа задранный вверх хвост. Мы, я и Берни, — напарники, и доверяем друг другу, и мое поведение, что бы там ни было, безупречно.
— Пойдем разнюхаем, что там за цирком, — предложил Берни.
— Зачем? — спросил его сын.
— Просто так, из любопытства.
Разнюхивать — то, на что я всегда готов. Разнюхивать — моя специальность. Мы обошли шатер. С другой стороны, у подножия холма рядом с загородкой, из цепи выстроилась целая вереница фургонов. Некоторые были просто огромными — я таких никогда не видел. А это что такое? Черные с белым машины полицейского управления и несколько копов в форме, растягивающих ленту ограждения места преступления. Я знаю, что к такой ленте нельзя приближаться, — этому меня научили в школе «К-9».
Один из полицейских поднял голову, и я узнал его: это был сержант Рик Торрес, наш приятель из отдела розыска пропавших людей.
— Привет, Берни! — воскликнул он. — Уже занялся этим делом?
— Каким делом? — удивился мой напарник.
Рик подлез под ленту, подошел к нам и обменялся с Берни рукопожатием.
— Здравствуй, Чет. — Он похлопал меня по холке. — Хорошо выглядит. Берни, он все еще растет?
— Вряд ли, — ответил мой напарник. — А это мой сын Чарли. Чарли, поздоровайся с сержантом Торресом.
Рик протянул руку, но мальчик только потупился.
— Я не кусаюсь, — усмехнулся полицейский. Что правда, то правда. Людям вообще кусаться нет смысла: их маленькие зубы не могут служить серьезным оружием. Помню, один преступник, Клэнси Грин, вцепился в руку другого преступника, но это было в ночь накануне Дня всех святых — на Хэллоуин, единственный праздник, который я не люблю. Берни утверждает, что на Хэллоуин на улицы высыпают самые дурные люди. Мой любимый праздник — День благодарения, если не считать эпизод с барабанной палочкой, но эту историю я расскажу как-нибудь в другой раз.