— А в чем дело-то? — сказал я. — Я все это и без тебя знал. За последние шесть лет за мной вечно кто-нибудь следит, и я так привык к этому, что если теперь за мной не следует какая-нибудь тень, я прямотаки начинаю нервничать.
О'кей. Ну, ладно, теперь ты здесь, — я решил немного блефануть, — и, вероятно, собираешься сообщить мне, что Джек Истри хочет со мной договориться.
Я испугался, что парень у меня сейчас загнется. Он как-то боязливо огляделся, как будто ожидал, что за его спиной кто-то стоит, потом оттянул пальцем воротник сорочки и начал тяжело дышать.
— Ради Бога, — сказал он. — Уверяю вас, Коушн, если Истри узнает о нашем с вами разговоре, он прикончит меня раньше, чем я доберусь до дома. Он запихнет меня в парафиновую ванну и подожжет, что он уже сделал с одним парнем, я сам лично это видел, или выколет мне глаза.
— А этот Истри довольно милый парень, — сказал я, — мне он начинает нравиться. Ну, хорошо. Истри не узнает, что ты был у меня. Давай, выкладывай.
Он проглотил виски и налил себе еще стакан. Я слышал, как бутылка стучала по ребру стакана, уж очень здорово у него тряслись руки.
— Я боюсь, — сказал он. — Игра становится для меня слишком жаркой. Я хочу выйти из нее, но выйти надо по-хорошему. Я боюсь!
Поверьте моему слову, ни одному парню не удалось выйти из банды Истри, он со всеми расправлялся. Единственная возможность уйти из этой банды, это застрелиться.
— Слушай ты, олух царя небесного, — сказал я, — а в чем тут вообще дело? Кажется, этот парень тебя здорово напугал. А мне что-то надоели эти разговоры. Я досыта наслушался всякой чепухи о гангстерах. Еще когда я бегал в коротеньких штанишках, меня все пугали этими сказками.
Я закурил.
— Ну, пора кончать это драматическое отступление, приятель, и давай говорить по существу. Иначе я позвоню бою и попрошу его отвести тебя домой и сказать твоей матушке, чтобы она оставила тебя без сладкого.
Он судорожно облизнул губы. Да, парень, здорово ты напуган.
— Хорошо, — сказал он, — хорошо… и… Я все равно должен рискнуть сейчас или никогда.
Вы знаете, за последнее время, с тех пор, как в округе появились феды у людей, подобных Истри, дела стали совсем плохи.
Совершать какие-нибудь мошенничества стало почти невозможно. За последнее время было ликвидировано уже несколько различных банд. Торговля самогоном прекратилась совершенно. Трудно стало и с похищением детей, потому что не успеешь приклеить марку на письмо, требующее выкупа, как тебя уже хватает полиция.
Что же остается? Не очень много. Верно ведь?
Но Истри старался сохранить ребят и любыми путями где-нибудь выдавливать хоть немного баксов, хотя, повторяю, теперь это стало очень трудно.
Я хорошо знаю, потому что работаю с ним уже пять лет. С торговлей живым товаром в Чикаго дела совсем плохи, резко сократились доходы и от игорных домов. Люди теперь почему-то не боятся обращаться к копам в случае, если их обманывают.
У Истри есть один парень по имени Пинни Ятлин. Он работал у него по сбору доходов с публичных домов. Этого парня разыскивала полиция по какому-то делу, и поэтому он решил устроить себе каникулы и смылся в Мексику.
Я навострил уши.
— Будучи в Мехико-Сити, Пинни нашел очень интересное дело, — продолжал он. — Он позвонил Истри и сказал, что он пронюхал кое-какие сведения о двух химиках. Один из них англичанин, другой работник морского министерства США. Эти ребята сделали какое-то научное открытие, изобрели новый газ.
О'кей. Пинни также откуда-то узнал, что оба правительства решили поселить этих ребят где-нибудь в уединенном месте, чтобы они могли спокойно продолжать свою работу. Было решено найти им хату где-нибудь в пустыне Мексики.
Истри этим делом здорово заинтересовался. Он решил, что если этих парней пристрелить, он сможет кое-что заработать. И он чертовски прав. Не так ли?
Он рассчитывает, что никто не осмелится сделать что-нибудь с Истри, если он завладеет формулой производства этого газа, и правительство Соединенных Штатов охотно согласится забыть о тех двух убитых химиках — ведь всегда можно сказать, что их убилли мексиканские бандиты, если Истри продаст правительству эту формулу.
Истри рассчитал: феды не будут поднимать шум вокруг этого дела. Если они начнут кричать об убийстве химиков и необходимости ареста Истри, то другие люди, из других стран, услышат, что появился какой-то новый газ.
И что же тогда произойдет? Как только иностранцы узнают о новом газе, на сто процентов лучше всех предыдущих, они постараются любым путем, не брезгуя самыми грязными средствами, украсть это изобретение. Так ведь?
Истри считал, что поскольку формула будет находиться в его руках, он будет господином положения. Иметь формулу, это все равно, что иметь на руках пять тузов. И тогда можно поплевывать на все и на всех, потому что ведь можно продать ее любому интересующемуся иностранцу. Понимаете?
— Понимаю, — сказал я. — И что же из этого следует?
Он еще раз оттянул пальцами воротничок сорочки, выпил еще стаканчик и закурил, причем, я заметил, что руки у него здорово тряслись.
— Вот слушайте, — сказал он. — Истри и Пинни во всю занялись этим делом. Пинни подобрал для этой цели соответствующих мальчиков в Мексике, но в самый последний момент там что-то произошло.
Англичанин Джеймсон приехал на гасиенду, и они почему-то поторопились его убить. И этим совершили большую ошибку. Надо было подождать убивать его, пока к нему не приедет Грирсон, химик из морского министерства США. У Джеймсона была только половина формулы, то есть данные только по той части, над которой он работал. У Грирсона вторая половина этой формулы. Он вез ее на гасиенду Джеймсону, но так и не довез.
В последний раз его видели на мексиканской границе. Истри не знает, где он сейчас находится, и никто не знает… за исключением, может быть, одного-двух человек…
Он сделал довольно многозначительную паузу, выпил и выразительно посмотрел на меня. По его лицу струился пот.
— О'кей, — сказал я. — Кто же эти два человека? Он допил виски.
— Я, кажется, и так уж слишком много рассказал, — глухо сказал он. — Я еще никогда в жизни не говорил с коппами, и всегда был чист. Теперь мне совершенно необходимо…
Он закурил.
— Истри — настоящий Сатана, исчадие ада. Я долго с ним работал, но в последнее время у нас появились кое-какие расхождения во взглядах. Причем дело тут не в деньгах, он мне дает довольно кругленькую сумму. Тут замешано одно обстоятельство…
Я улыбнулся.
— Понимаю. Женщина?
— Да. Но не в том смысле, в каком вы думаете… Речь идет о моей сестре… Жоржетте.
Он с минуту помолчал. Кажется, парень собирается впасть в сентиментальность.
— Когда ей было всего три года, я отвез ее во Францию, в монастырь. Я хотел, чтобы она была подальше от меня и от тех гангстеров, с которыми я был связан. Она получила отличное образование и практически она настоящая француженка. О'кей.
Два года назад она приехала сюда на каникулы и, естественно, мне очень хотелось посмотреть на нее. Она даже не знает, что я ее брат. Я с ней несколько раз встречался, ходил с ней в кино, в театр и вообще появлялся в разных местах. Я сказал ей, что я друг ее отца.
И вот однажды Джек увидел меня с ней. Ей было в то время 17 лет, и это был настоящий персик. Я должен был знать, что этот грязный, так его и так, обманет меня. В один прекрасный день он отослал меня по делу в Денвер, а когда я вернулся обратно, меня ожидал удар.
— Что, Истри подцепил девчонку? — спросил я.
— Да, этот паршивый негодяй вскружил ей голову и женился на ней. Вернее, он ее припугнул, и она вынуждена была согласиться.
Семейная жизнь у нее, конечно, была самая отвратительная, и если бы у меня хватило нервов и я был уверен, что ей пойдет на пользу, я бы обязательно убил его. Но я этого не сделал.
— Значит, это она все рассказала тебе о химиках? — спросил я.
— Да. Джек доверяет ей. Он все ей рассказывает, конечно, в те периоды, когда не обманывает ее и не путается со своими дешевыми потаскушками. И вот ей пришла в голову замечательная мысль.