Но вот как Крельц и его ребята обойдутся с тобой, приедешь ли ты в полицию цел и невредим или тебе по дороге сломают половину ребер, а лицо будет похоже на пропитанную кровью губку, это все зависит от тебя. Ну, что ты будешь делать?
Он глубоко вздохнул, при этом раздался громкий свистящий звук. Потом начал улыбаться. Он был похож на мокасиновую змею, когда она в плохом настроении.
— Вероятно, это Жоржетта заговорила, — сказал он. — Милая дамочка. Хотел бы я добраться до нее, до этой…
— На твоем месте я не стал бы утруждать себя мыслями о дальнейшей судьбе этой дамы, Истри, — перебил я его. — Во всяком случае, больше ты ее беспокоить не будешь.
— Так? Да? О'кей. Значит, ты все знаешь, парень? Да? Слушай, у тебя есть сигарета?
Я бросил ему сигарету и зажигалку. Он закурил.
— Слушай, Лемми, — сказал он. — Меня совсем не взволновала твоя речь, будто мои дела кончены. Ты недалек от истины. Действительно что-то в последнее время мои дела шли очень плохо. А тут еще предательство Ятлина. Знаешь, мне все надоело. Я устал.
И Жоржетта меня обманула. Я знаю, она только выжидает подходящего случая. И я сам на это напросился. Парень, который поверяет женщине свои дела, сам напрашивается на неприятности, и вот я, кажется, получил по заслугам. Но хотел бы заполучить эту бабенку в свои руки хотя бы минут на пять. Я бы ее как следует обработал.
Он опять улыбнулся; Этот парень, вероятно, давал первые уроки Сатане.
— Если ты уже разговаривал с Крельцем, то знаешь, что я давно, собираюсь уехать из этих мест, — продолжал он. — Ну, что ж, я знаю, мое дело проиграно. Если бы в моих руках были обе половины формулы Джеймсона-Грирсона, я бы с вами, еще поговорил. Но, вероятно, масштаб этой работы слишком крупен для меня. Вы сами понимаете, Коушн, что я могу закончить это дело к общему согласию, а могу и наделать вам много хлопот. Конечно, если вы, полицейские ребята, будете слишком жестоко со мной обращаться, может быть, вы и получите нужные вам сведения, но, может быть, лучше нам все это проделать тихо-мирно. А? Может быть, мы договоримся? А?
— Об этом не может быть и речи, — сказал я. — Я пришел сюда не для того, чтобы договориться с тобой, Истри. Ты все равно получишь то, что заслужил, и в лучшем случае ты можешь надеяться на 15 ил и 20 лет.
Он пожал плечами.
— Ты так думаешь, фараончик? Может быть, и так, но разве тебе не известны случаи, когда парням удавалось убежать из тюряги? Почему бы и мне не сделать этого когда-нибудь? Во всяком случае, сейчас я не возражаю против небольшого отдыха.
— Ну, ладно, Истри, — перебил я его. — Давай говори дело.
Мне надоело смотреть на твою крысиную морду.
— О'кей, — сказал он. — У меня в квартире в библиотеке за книжными полками есть стенной несгораемый шкаф. Никто о нем ничего не знает, даже Жоржетта. Сегодня утром я спрятал там формулы. Книжка с правой стороны полки, автоматически отщелкивается замок, полка отодвигается, за ней стенной сейф. Ключ от этого сейфа находится там, в том шкафчике, ключ с ярлыком "С".
— О'кей, — сказал я. — Пойди и подай его мне.
Он встал, обошел вокруг стола и направился к шкафчику. Я подумал, что-то все слишком легко устроилось. Может быть, парень что-нибудь задумал? Вероятно, да, все равно дела-то его безнадежные.
Я опустил руку в правый карман пальто. Он подошел к шкафчику и отодвинул дверцу. На крючке висела связка ключей. Он протягивает правую руку, берет связку и вдруг роняет ее на пол. Левой рукой он собирается ее поднять, для чего развернулся, и я вижу в его руке револьвер.
Раздался выстрел, и одновременно я, не вынимая руки из кармана, тоже выстрелил.
Я слышал, как пуля пролетела мимо моего левого уха. Я снова спустил курок люгера. И он выстрелил второй раз, пуля содрала мне кожу на ребре.
Тогда я выстрелил ему прямо в живот. Он повалился ничком. Я всадил ему в затылок еще две пули, и, наконец, он решил умереть.
Я подошел к нему и взял из его рук ключи. За дверью послышались шаги, вероятно, это Крельц бежал на выстрелы. Я отпер дверь.
Ввалился Крельц еще с двумя парнями и осмотрелся.
— Ну что ж, — сказал он, — парень решил рискнуть, и вот что ему это дало. Пожалуй, это лучший способ разделаться с этим мальчиком.
Он взглянул на меня и улыбнулся.
— Если подумать хорошенько, это все-таки лучший исход битвы.
— Еще бы, Крельц, — сказал я.
Но думал я не о нем, и не о себе. Я думал о Жоржетте.
Сейчас ровно половина первого.
Я поднимаюсь на лифте в квартиру Истри. Предварительно я позвонил туда. Дверь открывает Жоржетта.
Я бросил на нее быстрый взгляд. На ней черный кружевной пеньюар. Выглядит она как та дама, из-за которой началась греческая война.
Мы входим в комнату.
Квартирка тоже на все 100 процентов. Эти гангстеры умеют красиво устраивать свою жизнь. Она идет к бару, наливает виски и приносит мне.
— Слушайте, Жоржетта, — сказал я. — Нужно действовать очень быстро. Мы должны непременно выиграть это дело.
Сначала расскажу вам о Джеке. Он умер. Сначала мы с ним крупно поговорили и договорились. Он согласился сделать то, что я его просил. А когда он пошел за ключом, то решил выкинуть трюк с револьвером. Мне пришлось ему ответить, и он сгорел, как свеча.
Она вздрогнула. Я подошел к ней и обнял за талию.
— Спокойно, детка, — говорю я, — для вас это лучший исход. Может быть, теперь вы начнете новую жизнь.
— Я знаю, — сказала она, — я знаю… Но все-таки это так ужасно…
Она, в свою очередь, обняла меня и заплакала, как ребенок. Я усадил ее в кресло, пошел к бару и налил виски.
— Слушайте, Жоржетта. Бросьте эти детские штучки. Вам предстоит настоящая мужская работа, а поэтому выключите свои фонтаны. Я не люблю, когда мои помощники оказываются обыкновенными слюнтяями. Понимаете?
Она попыталась улыбнуться.
— А что я должна сделать, Лемми? — спросила она.
— Вот что. Только выполняйте мои указания точно, никаких ошибок. Сколько у вас здесь телефонов?
— Два, сказала она. — Один в моей комнате, другой в библиотеке.
— О'кей. Теперь идите в вашу комнату и звоните на междугородную. Скажите им, чтобы они как можно быстрее соединили вас с рестораном «Эльвира» в Мехико-Сити. Когда вам дадут кабак, попросите уборную Зеллары, скажите, чтобы ее немедленно разыскали, так как речь идет о жизни и смерти.
Когда Зеллара возьмет трубку, вы разыграете бурную сцену, как будто бы вы буквально сходите с ума. И вот что ВЫ скажете.
Вы скажете, что здесь происходит черт знает что. Что Коушн все открыл. Что примерно час назад Коушн и копы арестовали вашего мужа по какому-то липовому обвинению.
Скажете, что при аресте Коушн говорил, что вашему мужу припаяют двадцать лет федеральной тюрьмы.
Скажете ей, что вам удалось поговорить с Джеком в полиции, он просил вас позвонить Зелларе и сообщить ей, что он собирается послать джеймсоновскую половину формулы Ятлину в Париж.
Скажете ей, что в настоящее время формула находится у вас, а вас на аэродроме ожидает самолет, и вы вместе с Тони Скала, захватив с собой формулу, летите в Нью-Йорк, оттуда, на пароходе отправляетесь в Париж.
Скажете, что Джек согласился действовать с Ятлином заодно. И как только Ятлин окажется в Париже с обеими формулами в руках, он должен будет поставить федеральному правительству ультиматум: если они не отпустят Джека, Ятлин продаст обе формулы какому-нибудь иностранному государству. Федеральное правительство пойдет на любые уступки, вплоть до того, что пообещает полное помилование Джеку и Ятлину, да еще в придачу миллион долларов.
После того как вы все это ей скажете, спросите, куда вам следует обратиться в Париже, где вы можете связаться с Ятлином и его бандой. Поняли?
Я заставил ее повторить все. Она действительно отлично все поняла.
Тогда я отвел ее в спальню и, сняв трубку, попросил соединить меня с главным телефонистом чикагской международной станции.
Ему я сказал, что мистер Зетланд В. Т. Кингарри предлагает немедленно отключить все идущие в Мексику провода, за исключением одного, по которому вызвать ресторан «Эльвира» в Мехико-Сити.
В «Эльвире» необходимо соединиться с аппаратом, находящимся за сценой. Когда оттуда кто-нибудь ответит, сказать им, что миссис Жоржетта Истри хочет срочно и лично поговорить с Зелларой,
Я предупредил парня, что он должен действовать с максимальной быстротой, как будто за ним по пятам гонится сам Сатана.
Он сказал, что через пять минут все будет о'кей.
Я оставил Жоржетту у аппарата в спальне, а сам прошел в библиотеку. Там в книжном шкафу сбоку нашел кнопку, нажал ее и передо мной открылся тайный сейф.
Я вставил в него ключ и повернул. Пот буквально ручьями лился по лицу. Пожалуй, я никогда так еще не потел.
Дверца шкафа отворилась.
Внутри шкафа лежал огромный портфель, запертый на молнию. Портфель был запакован в пергамент, федеральные сургучные печати целы, значит, химики Джека недостаточно искусны, чтобы позволить бандюге удовлетворить любопытство и взглянуть на джеймсоновские формулы.
Я засунул портфель под мышку и прислушался. Через открытую в спальне дверь был слышен голос Жоржетты. Она уже связалась с Зелларой. Жоржетта отлично выполняет задание. Весьма искренне разыграла, как будто страшно испугалась. Она во весь голос кричала в аппарат и, казалось, вот-вот сойдет с ума. Я слышал, как она говорила Зелларе о самолете и прочем. Потом я услышал:
— Да, да, понимаю. Мне нужно поехать в Невилль около Парижа, спросить там местного доктора…
Я плюхнулся в кресло. Что ж, у меня есть все основания веселиться.
Мы установили связь, и если счастье мне улыбнется, я ухвачу эту крысу Ятлина за самое больное место.
Я взял телефонную книгу, нашел номер телефона старого агента Федерального бюро в Чикаго. Когда меня с ним соединили, я назвал свое имя.
— Слушай, — сказал я ему. — У меня в руках папка, запечатанная федеральной печатью. В ней находятся очень важные документы, из-за которых может начаться по крайней мере пятнадцать войн и две революции. Приезжай-ка сюда за ними, потому что мне нужно срочно на самолете смываться в Нью-Йорк. А ты возьми другой самолет, дуй в Вашингтон и передай эту папку лично в руки Эдгару Гуверу. И кроме него, никому на свете. Понял?
Он сказал, что понял и сейчас приедет.
Я налил себе стаканчик. В комнату вошла Жоржетта и, остановившись в дверях, смотрела на меня.
— Жоржетта, — сказал я ей, — кажется, мы выиграли это дело. Соберите-ка вещички, бэби, мы с вами кое-куда поедем. Я заказал самолет, и мы немедленно отправимся в Нью-Йорк и сразу на океанский пароход.
У нее был смертельно усталый вид. Могу понять, что она чувствует.
— Я очень рада, Лемми, — сказала она, подошла ко мне и подала руку. И тут же грохнулась в обморок, но я все-таки успел ее вовремя подхватить.
Да, хороша красоточка! Даже в обмороке она была красавицей.