— Я-то здесь человек случайный, — с самого начала заявил физик.
И он рассказал всем, что это такое — искривление позвоночника. И что операции вполне можно избежать, если делать такие-то и такие-то упражнения. Он лично делает их трижды в день. Очень эффективно, например, вытяжение. А еще лучше — и это последнее слово медицины в данной области — вытяжение под водой. Чудо, а не процедура. Как бассейн. И совершенно не болезненно.
— Что это ты читаешь? — спросил он Орлова. — Медицинское что-нибудь?
— Нет.
— Тебя оперировали?
— Да.
— А чего ты тогда здесь?
— Меня оперировали два раза. Жду третью, — сказал Орлов, не отрываясь от книги.
Физик вздохнул:
— Н-да. Я вижу, вы тут всерьез все обосновались.
И он опять повторил, что он здесь человек случайный. Он сказал, что ему даже как-то совестно находиться с ними в одной палате. Упражнения своего комплекса он, в общем-то, мог бы делать и дома. Забавно было слушать его. В нем было что-то очень свежее и наивное. Через три дня ему срочно была назначена операция, а еще через день он лег на операционный стол. А потом — в другую палату, где он тоже обосновался всерьез. На постоянной койке.
Петя-солдат был иногородний, и к нему не приходил никто. Здесь, в Москве, никого у него не было.
К Орлову приходили чаще всего отец и брат. Они все время шутили на одну и ту же тему. «Это он сейчас такой кислый», — говорил отец. «Ну ясно. А как только мы уходим, он принимается за сестреночек», — говорил брат. Они считали, что они его здорово подбадривают.
— Слушай, что я придумал, — говорил брат. — Ты теперь кричи им так: «Орлову — утку и сестру на минутку». Пусть знают наших!
Отец сидел возле головы Орлова, а брат — у ног. С двух сторон на него накатывался отменный сексуальный юмор. Они все время говорили о медсестрах.
Когда они уходили, Орлов рассуждал:
— Они думают, что я прежний. Я, наверно, такой и был. Они привыкли, что на меня бабы вешаются.
— Не понимают они нас, — вздыхал Щербина.
— А ты не жди этого. Ведь как стараются.
— А мои вот и не стараются.
— Ты заметил, как отец краснел? Краснел, старый хрыч. А все шутил.
— У тебя хорошие родичи. — Щербина опять вздохнул.
В наступившей тишине вдруг подал голос Петя-солдат:
— Я вспомнил, как я разбился.
Он уже в пятый раз «вдруг вспомнил», как он разбился. Он разбился на мотоцикле. Девушка, которая сидела у него за спиной, осталась целехонька — редкий случай. Она пролетела около десяти метров.
К Щербине чаще всего приходила жена. И мать приходила.
— Опять ты раскис. — Жена целовала его. Она заваливала стол Щербины фруктами и конфетами. А он рассказывал ей о своих болях. И о том страхе, который появляется ближе к ночи.
— Ты разве не знаешь, что со страхом нужно бороться? — говорила жена.
Она пробовала его отвлечь — она рассказывала, что вот на работе у них задержали премию, а надо бы купить на осень пальто. На самом деле премию не задержали. Просто жена хотела поволновать его житейской заботой. А Щербина слушал, и слушал, и слушал, а потом говорил:
— Знаешь, этой ночью стала стрелять левая нога.
Он перебивал ее не умышленно. Так получалось. Так было теперь устроено его сознание. И жена тут же отмечала этот его нюанс.
— Плохо, — вздыхала она. — Я ведь рассказываю, я тяну тебя к жизни. К живым людям. А ты не слушаешь. Не можешь оторваться от своих болячек.
Он молчал.
— Ну вот. Теперь ты раскис.
— Нет.
Щербина отворачивался и кое-как стряхивал наползшие слезы. Когда он видел жену, они наползали сами собой.
— Раскис. Я же вижу.
— Нет.
Они немного ссорились. Жена говорила:
— Я люблю тебя бодрого и веселого. Я люблю тебя мужественного. Такого, каким ты был…
Она вспоминала, каким он был, пока не сломался. Она ему здорово все объясняла. А бедняга просто боялся. Бывший монтажник-высотник боялся предстоящей операции. И очень боялся наступающей ночи. И не умел этого скрыть.
И жена, сидя возле его койки, плакала:
— Господи, до чего же ты стал слабым. Как мне не повезло.
Бывший монтажник просил прощения. Он просил, чтоб она не плакала. И просил, чтоб обязательно пришла завтра. Если он наверняка знал, что завтра придут, засыпать было легче. Иногда ему даже удавалось уснуть сразу.
Позже к Щербине приходила мать.
Она сразу замечала, что он недавно плакал. Материнский глаз был зорок. Она вздыхала. Во вздохе было не только сочувствие сыну. Был еще и скрытый упрек этому поколению: