Километрах в двадцати от Сыктывкара есть озеро Койты. Заядлые рыбаки ездят туда на лов.
Как-то в марте и я поехал на озеро. В это время еще стоят морозы, дуют северные ветры.
Мне сказали, что почти на середине озера есть полынья — по всей видимости, к этому месту просачиваются родниковые воды, не дают сковать льдом.
Я шел берегом, выглядывая эту полынью. Потом решил бурить лунку здесь же, у берега. Свернул и неожиданно вышел к полынье. Не успел ступить на лед, как с воды с громким криком поднялись три черные утки и полетели в густой кустарник. Я так и замер. Утки?! В начале марта? Да как же они перенесли сорокаградусные морозы, где скрывались, коротали длинные северные ночи, чем питались, когда кругом — сплошной лед?! Ну и дела…
На обратном пути повстречал на санях двух колхозниц из деревни Койтобыж, они ехали за сеном. Я начал расспрашивать, женщины оживились:
— Как же, знаем, — отвечали. — Этих утей почти каждый день видим! А живут под стогами, под сеном, кормятся в полынье… Так и зимуют. Теперь уж весна скоро… Мы и сено-то из-за них не брали. На ночь забьются в него и спят, а днем — к воде… Вот ведь как!
Я поехал с женщинами к стогам, чтобы посмотреть на чудесных «зимовщиков». Но уток там не оказалось — наверное, улетели на озеро. Я долго их ждал, но так и не дождался. Они не покидали полынью…
ПОЛКАН
Давно хотел заглянуть в село Ижму. Знаю там одного человека. Мы с ним давние друзья. А сдружила нас любовь к тундре.
Ефим Иовлевич — из потомственных оленеводов. Вся жизнь его связана с тундрой. Родился и вырос в чуме. Отец, мать, братья — все оленеводы. Юношей, окончив школу-интернат, Ефим Иовлевич тоже стал пасти оленей. Когда началась война, ушел на фронт, сражался под Киевом — гнал фашиста с украинской земли. Ранили, попал в госпиталь, домой вернулся на костылях. О тундре нечего было и думать. Шли месяцы, годы…
Каждый раз, когда с летовки возвращались стада оленей, Ефим Иовлевич с грустью наблюдал за ними. «Ох, родная земля! Как я стосковался по тебе, по делу», — думал он с горечью.
И все же после долгих и настойчивых просьб устроился Ефим Иовлевич заведующим клубом и теперь каждый год ездит в тундру.
Мы сидим у его избы, неторопливо ведем беседу. Неподалеку от нас стоят нарты. На снегу большими черными проталинами обнажается весенняя земля. Пахнет талой водой, набухшими почками.
— Значит, скоро опять в тундру? — спрашиваю я.
— Погода торопит, — сдержанно улыбается Ефим Иовлевич, но глаза его затуманиваются, мечтательно смотрят вдаль.
На смуглом от загара лице жизнь оставила свои отметины. Избороздили морщины лоб, на крупных, сильных руках выступили узловатые вены. Не старят этого человека только ясные добрые глаза, удивительная приветливая улыбка.
— А вы что, писать об этом будете? — спрашивает он в свою очередь с той же доброй улыбкой. — Иные пишут: в тундре красиво, весело… Нет! Тундра сурова и тяжела. Оленеводами, я так думаю, становятся только сильные, смелые люди. И с горячим сердцем, — помолчав, добавляет он.
Когда я стал прощаться с ним, из магазина вернулась жена Ефима Иовлевича — невысокая, приятная женщина. За нею следом плелся, прихрамывая, олененок, точно собачонка на привязи. Ефим Иовлевич проследил за моим взглядом.
— Это наш питомец, — пояснил он. — Зашиб ногу, едва не потерялся в тундре, не погиб. Хорошо, пастухи нашли. Принесли ко мне. Что делать? — говорят. Убивать жалко, а со стадом ходить не может. Вот мы с женой его и взяли. Кормили хлебом, рвали ягель. Вырос, окреп. Нога заживает. Очень привык к нам. И ребятишек любит.
У олененка на боку большое черное пятно, а на ногах будто белые чулочки надеты. Ходит, поцокивает копытцами. На лбу маленькие рожки, на шее колокольчик.
Он не спеша обошел комнаты, заглянул в кухню. Ждет, когда его хозяйка покормит. Вдруг со двора донеслись звонкие ребячьи голоса.
— Полкан! Полкан! — звали они.
Олененок встрепенулся, подбежал к дверям, очень смешно мордочкой отворил их и высунул голову наружу.
Со всех сторон тянулись к нему детские ручонки со сладостями. Олененок задумчиво подбирал их с ладошек, жевал неспешно. Головой тряхнет — звенит колокольчик. Дети смеются.
С веселым криком ребятишки побежали по улице, олененок — за ними. Легкой ленивой трусцой. Ноги у него длинные, тонкие. Шаг-два сделает — немного ребят обгонит. Обернется, ожидает их.
Пройдет несколько дней, и Полкан с хозяевами отправится в далекую тундру. Его будут провожать все дети Ижмы, заплещут ручонками: