Работали все мы споро и слаженно, задания выполняли раньше срока. Но для того чтобы запустить наши образцы в серию, нам следовало иметь дело с авиапромышленностью.
Легко это сказать, зато сделать не так-то просто.
Со стороны ВВС были начаты переговоры с Наркомом авиапромышленности о передаче нашего бюро в его ведомство. Иначе говоря, нас собирались вернуть туда, где мы до этого работали.
Честно говоря, мы не особенно торопились с переходом, хотя в этом вопросе от нас самих мало что зависело. Очень хотелось довести ряд образцов на заводе. Эти образцы были накануне передачи на госиспытания, а переезд мог затормозить дело. В наркомате, видимо, тоже не спешили.
Мы, наверное, еще долго работали бы на заводе академии, если бы не совещание в Кремле в начале 1939 года, на которое вызвали и нас с Веневидовым. Совещание это было посвящено качественному обновлению нашей авиации и дальнейшему подъему уровня достигнутого советской авиационной наукой и авиапромышленностью. В президиуме сидели Сталин, Молотов, Ворошилов. В числе приглашенных были авиаконструкторы разных специальностей: самолетчики, вооруженцы, специалисты по двигателям, конструкторы самолетов и авиапушек. Почти все конструкторы захватили с собой чертежи, схемы, диаграммы.
Нам с Веневидовым не приходилось до этого бывать на таких ответственных совещаниях. Я незаметно огляделся по сторонам. Многие присутствующие были мне известны. Вот конструктор Н. Н. Поликарпов, чуть подальше С. В. Ильюшин. Через два ряда от нас - известный конструктор авиационных пулеметов и пушек Б. Г. Шпитальный. Немного впереди - А. С. Яковлев, уже известный, хотя и молодой конструктор. Его самолеты не только обладали высокими летными качествами, их конструкция всегда была продумана до мелочей, а внешний вид отличался красотой и изяществом. Сейчас имя Генерального конструктора Александра Сергеевича Яковлева, тоже закончившего в 1931 году академию, где я учился, широко [114] известно не только у нас в стране, но и далеко за ее рубежами.
Заглядывая в список, председательствующий называл фамилии, и выступающие шли к трибуне. Те, кто желал взять слово, писали записки в президиум. Мы с Веневидовым не собирались брать слово и вдруг услышали:
- Сейчас выступит Можаровский-Веневидов.
В зале раздался смешок. А тут еще Климент Ефремович Ворошилов довольно громко сказал:
- Сейчас выступят Ильф и Петров.
Мы с Веневидовым, хотя и растерялись, старались держаться бодро. Я доложил о нескольких наших разработках, текущих и перспективных, Иван Васильевич демонстрировал чертежи и, где требовалось, дополнял меня.
Когда мы докладывали о своих конструкциях, несколько вопросов по ходу дела нам задал Сталин. А уже под конец он спросил:
- От какой организации вы выступаете?
Мы ответили, что работаем в системе ВВС, а территориально находимся на учебном заводе Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского.
- Как называется ваша организация?
- Конструкторское бюро стрелково-пушечного вооружения ВВС.
- Насколько мне известно, ВВС конструированием и изготовлением образцов по вооружению самолетов не занимается, - заметил Сталин.
- Так точно, товарищ Сталин. Но… нас собираются взять в авиапромышленность.
- Собираются, а до сих пор не взяли? - недовольно сказал Сталин и поглядел на Наркома авиапромышленности.
Совещание продолжалось еще около часа.
В заключение выступил И. В. Сталин. Он очень коротко сказал о том, как важны поставленные перед конструкторами задачи, как велика их ответственность. Слушали его, затаив дыхание, да и потом, когда закончилось выступление, в зале долго еще стояла тишина…
- Это я послал от вашего имени записку в президиум с просьбой дать слово, - признался директор одного из заводов по авиавооружению Михаил Сергеевич Жезлов. - Вот посмотрите, ваше выступление поможет делу.
И он оказался прав. Сразу после совещания нам вручили [115] официальное направление в авиапромышленность. В документах были указаны новые должности и оклады: нас обоих назначили в конструкторское бюро главными конструкторами второй степени.
Девятка вернулась
1939 год. Мы с Веневидовым главные конструкторы на одном из заводов по авиавооружению. Это новый этап в жизни и работе. Теперь у нас самостоятельное конструкторское бюро - в нем два главных конструктора и ни одного начальника бюро. Директор завода М. С. Жезлов, у которого мы работаем и с легкой руки которого попали на завод, поинтересовался:
- Все-таки кто из вас кто? Разобрались наконец, кто начальник, а кто главный конструктор?
Мы ответили, что это не имеет значения и что мы оба одновременно и начальники, и главные конструкторы.
- Так не бывает, - безапелляционно заявил Жезлов. - Пускай решают в управлении авиапромышленности.
Мы с Веневидовым очень просили, чтобы нам разрешили работать так, как мы привыкли, и не вводили ненужной, на наш взгляд, административной должности.
Управление авиапромышленности пошло навстречу и разрешило оставить двух главных конструкторов в одном бюро, что нам и требовалось. Мы так сработались с Иваном Васильевичем, что понимали друг друга не только с полуслова, а с «полумысли». Приведу только один характерный факт. Однажды Веневидов, на ходу заглянув в чертеж одного из сотрудников КБ, остановился и сделал замечание по конструкции. Не успел еще сотрудник внести исправление, как мимо чертежа прошел я и сделал точно такое же замечание. Это никого бы не удивило, если бы речь шла об ошибке. Тогда замечание мог сделать любой человек, компетентный в данном вопросе. В том-то и дело, что никакой ошибки не было. И Веневидов и я предложили сотруднику внести в чертеж новое, улучшенное решение. Наши конструкторы искренне недоумевали: когда мы успели договориться. А я даже не видел Ивана Васильевича. И это был не единичный случай. [116]
Директор завода с вниманием относился к работе нашего бюро и всячески старался помочь. Он любил заходить к нам, любил поговорить с коллективом о текущей работе и о всевозможных перспективах. Ему определенно нравился коллектив КБ. А коллектив у нас подобрался действительно хороший. Вместе со мной и Веневидовым пришли энтузиасты-старожилы. Среди них были и оба Куликовы. Алексей Куликов возглавил макетную мастерскую, Сергей Куликов работал слесарем. Здесь же находился неизменный Александр Иванович Груздев. Из ОЭЛ ЦАГИ пришли уже известный читателю Виктор Григорьевич Калмыков, Владимир Николаевич Шелепин и другие. С ними легко и плодотворно работалось, и, что очень важно, на этих опытных товарищей можно было смело во всем положиться.
Шелепин принес в КБ свое любимое выражение, которое с готовностью приняла наша молодежь: «Решать конструктивные задачи надо так же, как бороться с медведем. Надо твердо знать, что хотя он тебе не дается, а победить все равно придется».
Сам Шелепин в этом смысле мог быть образцом охотника - немало он уложил «задач-медведей».
Кроме конструкторов, имевших большой опыт, в КБ пришло много молодых инженеров, в основном выпускников Московского авиационного института. Некоторые из них сразу привлекли к себе внимание одаренностью и увлеченностью работой. В первую очередь здесь хочется назвать Федора Васильевича Фонакова, Евгения Алексеевича Сафронова и Николая Максимовича Солдаткина.
Вообще, молодежь у нас подобралась дружная, чуткая к чужой беде. Как-то раз в КБ пришли комсомольцы из ЦАГИ. Они попросили помочь в устройстве на работу дочери старого, всеми уважаемого рабочего П. А. Соловьева. Я пригласил Катю Соловьеву в наше бюро и выяснил, что она умеет немного чертить. Девушку приняли в КБ, ей помогали все, особенно молодежь, и с каждым днем она чертила все лучше. Вскоре она стала выполнять чертежи сначала несложных, а потом и сложных элементов конструкций. Катя старалась изо всех сил. Она не только не отказывалась ни от какой работы, а, наоборот, искала ее. С приходом девушки лаборатория засверкала чистотой. [117]
Екатерина Петровна Соловьева стала впоследствии конструктором. Ее ценили и как серьезного вдумчивого работника, и как прекрасного отзывчивого товарища.