Двое суток подряд я не отходил от доски, на которой чертил мелом в натуральную величину необходимые чертежи. На третьи сутки не выдержал и заснул.
Пока я выполнял чертежи, Веневидов готовил производство. По моим наброскам сразу строились грубые макеты. Рядом со мной расположились конструкторы, которые тут же вносили необходимые уточнения.
В темпе сделали специальные стапеля, на них установили макеты.
Наступил решающий момент - испытания. Началась стрельба. Мы с Веневидовым прислушались: несколько выстрелов, и вдруг молчание…
- Что такое?
- Установка не работает, - доложил один из присутствующих.
- Не может быть! Все рассчитано и выверено до последнего.
Опять начинается стрельба. И снова то же самое - несколько выстрелов, и все: установка выходит из строя.
- Попробуем еще раз.
Все повторилось с тем же результатом.
Мы с Веневидовым пришли в отчаяние, и было из-за чего.
- Может, вам еще что-нибудь нужно. Подумайте как следует, - обратился к нам один из членов контрольной комиссии.
- Распорядитесь о приезде на базу автора пулеметов Березина. Пусть он тоже досмотрит, в чем дело, - попросил Веневидов. [126]
В тот же час вылетел самолет, и вскоре Березин с группой своих лучших мастеров прибыл к нам.
Момент был более чем ответственный: выяснялось, кто виноват - мы, вооруженцы, или конструктор пулемета.
С Березиным прилетел старый опытный мастер, слово которого было, пожалуй, решающим.
Он разобрал один пулемет, потом второй, третий… десятый. Затем выборочно взял еще несколько экземпляров из присланной партии (пулеметов было несколько сот штук) и наконец вынес приговор:
- Вооруженцы не виноваты. У пулеметов не доведены две технологические операции, в них все дело. Эти неполадки можно устранить здесь, на месте. Я сам берусь это сделать.
Пулеметы, побывавшие в руках мастера, поставили на наши башни, и испытания были продолжены.
Теперь оружие действовало безотказно. Системы тоже работали как часы. Мы даже обнялись с Иваном Васильевичем от счастья. Но предаваться радости было рано. Предстояло еще проверить, как поведут себя пулеметы на всех трех системах в основных точках самолета ТБ-7. И здесь все прошло отлично. Мы с другом облегченно вздохнули.
О выполнении задания было доложено И. В. Сталину.
11 августа 1941 года переоборудованные ТБ-7 вылетели на бомбежку Берлина. Советские самолеты дошли до цели и сбросили свой смертоносный груз на столицу третьего рейха.
* * *
Сразу после возвращения с базы нас с Веневидовым опять вызвали к Шахурину.
- Вы вот на фронт просились, а у нас и тут срочные дела имеются, - сказал нарком. - Необходимо разработать конструкцию зенитных установок. Мы вас знаем и поручаем сделать это в кратчайший срок…
Нам дали неделю и на разработки, и на внедрение установок в серийное производство.
Неделя на выполнение такого задания - срок фантастически сжатый. Для ускорения процесса работы к нам направили товарища Афанасьева. [127]
Через день утром в КБ вошел незнакомый человек с довольно большим свертком в руках.
- Афанасьев, - представился он. - Меня к вам послал товарищ Шахурин. Говорить вам, как срочно надо выполнить задание, я не стану, вы сами все понимаете. Будем работать вместе. Помогу всем, что в моих силах. Отсюда я не уйду, пока задание не будет выполнено.
Пока мы разговаривали с Афанасьевым, Иван Васильевич успел пригласить в кабинет конструктора Калмыкова, Груздева и, как обычно, Алексея и Сергея Куликовых.
Еще до прихода Афанасьева я сделал эскиз установки. Мы вместе показали эскиз приглашенным мастерам, напомнили, что установки надо готовить к завтрашнему дню, а одновременно выпустить комплект рабочих чертежей.
Испытания должны были проходить через день на Центральном аэродроме.
Мы понимали, что требуем от людей невозможного, но иного выхода не было - враг не ждал. Все выслушали задание молча и спокойно. Никто не удивился и не возразил ни слова. Чувствовалось: люди уверены в себе.
Наверное, именно в такие острые моменты и выявляются скрытые в человеке возможности. Известно, что, например, во время пожара или какого-либо другого бедствия физически слабые люди показывают иногда чудеса храбрости, проявляют невиданную силу. Толчок извне помогает человеку до конца познать свои возможности.
Нечто подобное произошло в тот решающий момент с членами нашего небольшого, но дружного коллектива.
- На сколько патронов надо сделать патронный ящик? - со свойственной ему деловитостью осведомился Груздев. - На такой ящик, как у вас нарисован, мне понадобится два - два с половиной часа. Скажите точно, и я сразу начну работу.
- Как быть с прицелом? - поинтересовался кто-то.
В ответ на это Афанасьев развернул сверток, который принес с собой. Там был уже готовый освоенный прицел, состоящий из нескольких разноцветных концентрических проволочных колец с отвесом в виде грузика. [128]
Прицел попросил Сергей Куликов. Внимательно осмотрев его, Куликов сказал:
- Такие прицелы можно к завтрашнему утру сделать. А если найду быстросохнущую краску, то сдам полностью готовые изделия сегодня ночью.
Конструктор Калмыков обещал закончить со своей группой комплект чертежей на следующий день.
- Постараюсь обязательно сделать, - заверил он.
«Ночной мастер» Леша Куликов тут же начал составлять комплектовочный список деталей, необходимых для опытного образца. Обсудив еще раз свои возможности, мы сказали Афанасьеву, что через день установка будет готова.
Работа закипела.
Чертежи делали одновременно с заготовками деталей установки. Работали молча, собранно. Тишину изредка нарушал только Леша Куликов, время от времени произносивший свое любимое словечко - «минуточку».
Незаметно наступили сумерки. Мы с Афанасьевым вышли на балкон и стали смотреть на темнеющее небо. До чего же непривычно было видеть темную, без огней, Москву, притихшую и настороженную.
Вскоре, правда, в небе засветились яркие полосы прожекторов, замелькали вспышки зенитных снарядов: это начала свою героическую работу зенитная артиллерия ПВО Москвы.
Наши зенитки были предназначены для борьбы с самолетами противника на малых высотах.
- Будем надеяться, что скоро начнут стрелять и ваши установки, - сказал Афанасьев.
- Раз обещали, значит, сделаем, - подтвердил я.
Вернувшись в КБ, мы, не сговариваясь, пошли к двери, ведущей в маленький опытный цех, - там собиралась тренога, обрабатывались детали установки, делалось прицельное устройство.
Александр Иванович Груздев то и дело примерял на треноге свой ящик: не будет ли он задевать при поворотах оружия на разных углах.
В углу цеха Сережа Куликов колдовал над прицелом. Все были сосредоточенны и деловиты. Поздно вечером ко мне подошел Калмыков.
- Общий вид установки увязан. Все детали сели на свой места и не мешают друг другу, - тихо сказал он. [129]
Только изменившийся, хриплый голос показывал, как устал Виктор Григорьевич.
- Товарищи, надо отдохнуть, - решительно сказал я. - И никаких возражений! Все ложимся и несколько часов поспим.
Нашего «гостя» товарища Афанасьева мы устроили на чертежных столах, и он сразу заснул. Остальные расположились кто где, и тоже заснули как убитые.
Проснулся я от ударов медницкого молотка. «Ночной мастер» Куликов и здесь остался верен своим привычкам. Он стоял у пулеметной треноги и за рукоятку поворачивал пулемет, проверяя его на всех углах обстрела. К вечеру установку окончательно собрали. Леша Куликов еще раз все проверил, устранил мелкие дефекты и пригласил нас посмотреть на готовые изделия.
- Чей прицел на установке? Мой или сделанный у вас в цехе? - поинтересовался Афанасьев.
- Прицел мой, - скромно сказал Сергей Куликов.
Различить прицелы было невозможно.
Снова все остались ночевать в КБ: идти домой было поздно. Рано утром под руководством Леши Куликова погрузили установку на грузовик и поехали на отстрел. Стрельба прошла без задержек, стреляли в воздух очередями. Питание, а также отводы гильз и звеньев работали без отказа.