— Есть кто? — тихо спросил я.
И понял, что здесь очень давно никто не живёт. Деревянная лежанка, полки, место для огня и посуда покрыта толстым слоем нетронутой пыли. На полу слой уже давно сгнившей травы, которая со временем превратилась в труху. Я зашел внутрь. Справа деревянный полусгнивший лежак со слоем иссохшей травы, слева стол из неровных досок. И ни одного окна. Странно. Я закрыл дверь и помещение погрузилось во тьму. Придется оставить дверь чуть приоткрытой, впуская в помещение тусклый свет и свежий морозный воздух.
Осторожно сел на кровать, ожидая подвохов. Но нет, никто не выскочил, кровать не рухнула подо мной. Я облегченно выдохнул и прислонился спиной к стене, расслабляя мышцы. Сидел, пока дыхание не пришло в норму, рассматривая обстановку. И почувствовал, как начинаю погружаться в бессознательное состояние- то ли сон, то ли в небытие, встряхнул головой, прогоняя наваждение. Не время сейчас расслабляться.
Снял шкуру и аккуратно положил рядом, затем мокрую куртку, предварительно достав содержимое карманов, затем влажные ботинки, носки, с удовольствием пошевелил пальцами. Дальше спортивные трико и кофту, оставшись в штанах, которые тоже были влажным. Вещи аккуратно разложил на столе, в слабой надежде, что они просохнут.
От переохлаждения и пережитых волнений, я начал дрожать. Прислонился спиной к стене, устало прикрыл глаза, пытаясь привести чувства в порядок. В голове проносились сцены: вот я с ребятами в машине, проливной дождь, удар и меня вышвыривает из машины, и полет в пропасть. Я еще раз испытал те чувства, но боли от удара я не чувствовал. А был ли удар? Ведь моё сознание отключилось чуть раньше до соприкосновения с землёй? А если все же был. Значит, два варианта. Первый- я умер. Второй- в коме. Образно говоря- между жизнью и смертью. Если умер, то, как я могу испытывать боль? И только я вспомнил о боли, как раненая нога запульсировала, напоминая о себе.
Я открыл глаза, глубоко вздохнув и задрал штанину, в полутьме рассматривая рану. Остались глубокие следы острых зубов, с уже воспалившимися краями и запекшейся кровью. Вот сволочь зубастая. Если сейчас не обработать, то рана может загноиться. Я протянул руку, взял со стола коробочку с мазью и открыл ее. Обмакнув палец в густую массу, аккуратно намазал раненые участки. Теперь ведь замотать чем-нибудь нужно. Взгляд наткнулся на сверток, переданный мне девушкой. Я размотал его, намереваясь использовать ткань и замер. Хлеб. Кусок полукруглого темно серого хлеба, с чуть подсохшей потрескавшейся корочкой и отломанным краем. Я судорожно сглотнул.
От этого знакомого запаха, желудок проснулся и заурчал, требуя еды. Это когда я кушал последний раз? Вчера?! Я держал его перемотанными руками как самый драгоценный камень на свете, поднес его ко рту и откусил большой кусок. Желудок тут же заурчал, будто требуя: «Еще»
Я закрыл глаза, наслаждаясь своей первой за весь день едой. Возможно и последней. Поэтому я отломил большой кусок и отложил на завтра. Если оно будет, это завтра!
Мне хотелось проглотить его, не пережёвывая, а я каждый кусочек держал во рту до размягчения, наслаждаясь солоноватым вкусом. И где- то внутри только сейчас рождалась благодарность к брату с сестрой. Искренняя и глубокая.
Покончив со скудной едой, вернулся к незаконченным делам.
Тряпкой обмотал ногу.
И принялся за содержимое карманов. С маленьким компасом творилось что-то странное. Стрелка, словно бешеная, неслась по кругу, на секунду останавливаясь, и начиная свой бег, но уже в другую сторону.
Охотничьи спички промокли. Я осторожно открыл коробку и мысленно вознес молитву, чтобы они после просушки были пригодны, ибо других средств для разведения огня у меня не было.
Мой складной нож, прошедший множество походов, положил рядом, накрыв ладонью. Ну, это так, на всякий случай.
Полностью лечь не решился, а прислонился к стене, ощущая его шершавую поверхность. Вытянул ноги, набросил на себя шкуру, поёжился от прохладного воздуха, и закрыл глаза.
Теперь можно и подумать.
Что вообще происходит??? Где я? Кто эти люди?? И почему их лошади жрут падаль?? Как сказал парень? Что я попал в провал. Что это за провал такой? Кто такой лютень?
Сотни вопросов без ответов крутились в моей голове. Значит так! Сейчас отдыхаю, а завтра пройдусь. Возможно, мне удастся узнать места и найти помощь.
От принятого решения я немного успокоился.
Глубоко вздохнул, вдыхая затхлый воздух. Моё тело после пережитого волнения начало расслабляться. Я медленно погружался в сладкую дремоту, сопротивляться который не было ни сил, ни желания.
* * *
Сначала снились цветочные поля, с их неповторимыми красками летних цветов. Я бежал по ним счастливый, раскинув руки, наслаждаясь безмятежным спокойствием.
Внезапно картинка сменилась. Большая комната с огромным ковром на полу. Я, маленький мальчик, играю с ребятишками, сидя на пушистом полу. Я четко помню приятные ощущение, когда погружаю руку в длинный, бархатный ворс ковра. Вокруг улыбающиеся взрослые, присматривающие за нами. В большие открытые окна, сквозь тонкую прозрачную тюль, заглядывают яркие солнечные лучики. Тюль лениво колышется от ленивого ветерка. Звук во сне приглушенный, но я слышу смех детей, бегающих по комнате.
Сидящий напротив меня мальчик, предлагает жестами поиграть в машинки. Я знаю, что таких замечательных и красивых игрушек никогда раньше не видел, поэтому я с жадностью рассматриваю красивые игрушки, мечтая, что бы у меня были такие-же. Мальчик указывает головой на открытое пространство, и, махнув мне рукой, пошел туда, забрав с собой эти красивые и необычные игрушки. Я встал и обернулся на взрослых. В компании смеющихся женщин, взглядом отыскиваю ту, что мне нужна. Она, почувствовав мой взгляд, повернула голову в мою сторону. Кивнула головой и улыбнулась. Её карие глаза смотрели на меня с любовью.
Секунда. И настал ад. Грохот врывается в комнату со всех сторон, разрывая её изнутри. Меня отшвыривает в сторону. Стены обрушиваются на нас, обволакивая всех дымом и запахом гари. В воздухе стоит плотная пыль, мешающая вдохнуть глоток свежего воздуха. Крики и стоны взрослых и детей. Моё сердце сжалось от страха. Я с трудом стал на четвереньки и пополз в ту сторону, где должна быть она, которая любит меня, и только страх за неё заставляет меня ползти. Мне кажется, что сквозь шум и крики, я слышу её голос, зовущий меня. Я, одним движением руки, вытер с лица пыль и слезы, всматриваюсь сквозь белую пелену. Мне очень-очень страшно.
Еще секунда. Второй грохот. На то место, где были взрослые, с жутким скрежетом ломающегося и крошащегося железа, падает огромный кусок крыши, хороня под собой все живое.
На меня падает что-то тяжелое, не дающее мне ни малейшего шанса даже пошевелиться. И боль, сильная боль во всем теле. Но почему-то боль не тревожит мою душу. Душа болит за ту, которую я больше никогда не увижу. Она молчаливо кричала во мне, истекая слезами.
Время замедлило свой бег. Я протягиваю руку и со всей силы сжимаю в кулак грязный ворс ковра. Мои глаза медленно закрываются, я пытаюсь вдохнуть наполненный гарью воздух. После второго грохота настала жуткая тишина, мне хотелось убежать от нее, чтобы не слышать этого молчаливого приговора для находившихся здесь людей.
В душу заползал дикий безотчетный страх. Моё детское сознание не могло понять происходящего. Я боялся остаться один.
«А-а-а-а-а-а» — закричало моё сознание от безысходности.
* * *
— А-а-а-а-а-а.
Панический страх сковал сердце и затуманил сознание.
Я с криком вскочил со своего ложа и, не соображая, что делаю, побежал. Плечом распахнул дверь и рванул прочь отсюда, что есть силы, не разбирая дороги. Я падал и скатывался по пологому склону горы, вскакивал и снова бежал, пока не достиг её подножия и не выбежал на ровную поверхность. По инерции пробежал еще несколько метров, прежде чем остановился. Наклонился, упершись руками о колени, выравнивая дыхание, и потихоньку приходил в себя. Страх постепенно уходил, и моё сознание начало потихоньку проясняться. Я уже мог видеть и воспринимать снег под ногами и то, что стою на нём босыми ногами. Блин. Наклонился взять горстку снега и заметил в руке свой походный нож. Как раз в той руке, которой я во сне сжимал грязный ворс ковра. Я глубоко вздохнул, поднимая голову вверх. Две большие круглые луны висели над головой, словно два глаза, наблюдавшие за мной.