— А я бы сказал, что она в руинах, — горячо возразил Туан, — А как же может быть иначе, когда Грамерайская Церковь отделилась от Римской, а аббат объявил себя архиепископом?
— В истории Римской Церкви всегда бывало много епископов, если я верно понимаю Библию, ваше величество. А трещину можно залатать.
— Как же? — сразу встрепенулась Катарина.
— Верностью Римской Церкви. Пусть существует раскол в ордене Святого Видикона, но сама Церковь останется единой.
— И народ поймет, что этот архиепископ-самозванец — всего лишь отщепенец? — Туан вытаращил глаза. — Славно сказано, миледи! Но как же нам донести это до наших подданных?
— Объявив о вашей верности Римской Церкви, ваше величество.
— Но тогда архиепископ соберет войско, какое только сумеет, и пойдет на нас войной! — воскликнула Катарина.
— А разве теперь он не станет этого делать? Подумайте, ваше величество. Его указы говорят лучше него самого: либо люди выказывают верность ему, либо объявляются еретиками и потому должны быть отлучены от Церкви.
— Это так. — Туан понурился. — Сами мы объявим об этом или об этом объявит он, так или иначе — мы окажемся на стороне Рима.
— Каков змей! — с жаром выкрикнула Катарина.
— Скажите лучше — лис. Однако таким образом вы могли бы выкурить хитрого лиса из его норы.
— Сравнение очевидно, — кивнул Туан. — О горе мне! Если бы только можно было хоть каким-то способом втолковать людям, что аббат разрушил свой собственный орден! Тогда бы они поняли — даже простые крестьяне, — что откололся сам аббат, а не вся Церковь!
— Но у тебя есть средства для этого, — напомнила супругу Катарина. — Те монахи, что выстроили себе новую обитель неподалеку от города.
Туан помрачнел:
— Я не стану использовать этих праведных людей для такой цели.
— Ну, тогда вам придется созывать войско, — заметила Гвен. — Либо, если вы пожелаете избежать гражданской войны, вы будете вынуждены признать новую Грамерайскую Церковь.
— Не может быть, чтобы вы искренне верили в то, что нам следует так поступить! — возмутилась Катарина.
— Не верю, — согласилась Гвен, — ибо тем самым вы с Туаном присягнете на верность новому архиепископу и выразите готовность ему повиноваться.
— Никогда! — гневно сверкнула глазами Катарина.
— Это не должно случиться, — добавил Туан.
— Если так, то вам следует объявить всей стране о том, что вы верны Римской Церкви, — посоветовала ему Гвен, — и призвать все добрые души вместе с вами выразить верность Оку Господа, Папе.
— Стало быть, так и следует поступить, — выдохнула Катарина. Ее глаза метали молнии. На несколько мгновений в королевских покоях воцарилось безмолвие.
Королева нахмурилась, посмотрела на мужа.
Туан сидел, откинувшись на спинку стула, и задумчиво изучал взглядом крышку столика.
— Что же, милорд! — вскричала Катарина. — Ты не станешь объявлять свою волю?
— Думаю, не стану, — медленно проговорил Туан.
Катарина вперила в него взор, полный изумления и возмущения. Казалось, над солярием собрались грозовые тучи.
Но тут Туан сказал:
— Мы станем еретиками, если объявим о своей верности Риму, а если не объявим, все равно останемся еретиками. Но если мы промолчим, не дадим ему никакого ответа, под его знамена станет меньше народа.
Катарина широко раскрыла глаза и медленно кивнула:
— Верно. Пара-другая лордов смогут и воздержаться от бунта, движимые неуверенностью.
— Пожалуй, — подтвердил Туан. — А если так, то мы получим еще несколько дней — покуда этот архиепископ будет ждать и ждать ответа, которого не будет.
Катарина кивнула:
— Игра стоит свеч, милорд.
— И я не смогла их переубедить, — сказала Роду Гвен через полчаса, во время сеанса телепатической связи.
— Что ж, по крайней мере ты помогла им не поддаться искушению, — отозвался Род.
— Какому искушению? — непонимающе спросила Гвен.
— Искушению спасти страну от гражданской войны за счет того, чтобы прижать архиепископа к ногтю, — ответил Род.
— А, да. В этом я, пожалуй, им и вправду помогла.
— Вот видишь? Я так и знал, что ты сумеешь отлично поработать вместо меня.
— Но, быть может, тебе удалось бы убедить их величества в том, что им следует прямо сказать о своих намерениях, — сказала Гвен, и Род услышал ее мысленный вздох.
— Может быть, — отозвался Род. Пыльная дорога с тремя колеями словно растворилась. Гораздо более живым для него сейчас был образ Гвен. Но, если на то пошло, разве так было не всегда? — Однако сделано важное достижение. Понимаешь, как бы плохо я ни относился к королевской власти в принципе, я бы ни за что не променял ее на власть священников.