Гвен сдвинула брови. Не мог же этот страстный пыл затмить всякие следы воспитания и богобоязненности?
— А сами вы об этом судить не можете?
— Я дал обет повиноваться воле милорда архиепископа. Его мудрость в таких вопросах несравненно выше моего жалкого ума.
— О нет, вы дали обет повиноваться воле аббата, но не архиепископа.
В глазах священника мелькнула тень усталого отчаяния, но разум остался чист.
— Хоть он и стал архиепископом, но продолжает оставаться аббатом, и если он говорит, что то или иное для Грамерая хорошо, то это воистину так.
— Даже если он противопоставляет себя Папе?
— Даже тогда.
— Тогда получается, что он — еретик?
Отец Перон побагровел и обрушил на Гвен всю свою ярость — будто молотом ударил по наковальне:
— Нет, это король — еретик, если не желает прийти в лоно истинной Церкви.
Тупик. Гвен помедлила и сменила тему:
— Королева правит страной в той же мере, что и король. Почему вы говорите только о его величестве.
— Господь — наш Отец, чадо, и Он правит всеми. Потому правители должны быть мужчинами. Когда правят женщины — это отвратительно.
Катарина привстала. Она жутко покраснела и издала какой-то странный звук — не то хрип, не то бульканье. Но Туан взглядом остановил ее, а Гвен Катарина обещала хранить молчание во что бы то ни стало и сохранила. А отец Перон позволил себе едва заметную усмешку.
Гвен и сама не без труда сдержала гнев и вновь озадаченно сдвинула брови.
— Вы что же, не почитаете святую Марию, матерь Господа нашего?
— Почитаю. И мать любого правителя почитаю, и потому с нетерпением ожидаю, когда на троне воссядет Алан.
Теперь и Туан покраснел, но все же сумел сохранить спокойствие. На счастье, король понял, что Перон просто-напросто пытался вывести его из терпения.
— Но согласно вашим убеждениям, — заметила Гвен, — Алан также будет еретиком.
— Надеюсь, Господь пошлет ему мудрость к тому времени, как он станет взрослым, — набожно произнес отец Перон. — А если нет, то против него восстанут все бароны — о нет, весь народ.
— Вы так уверены в будущем, — пробормотала Гвен.
— Победа за Господом, чадо, — победа всегда за Господом. — Казалось, отец Перон глядит прямо ей в душу. Пламя его религиозного фанатизма буквально обжигало разум Гвен. — Добро восторжествует, а Грамерайская Церковь — это Добро.
— Больше я ничего не могла у него выудить, — сказала Гвен, когда тюремщики увели отца Перона в темницу, которая, вероятно, напомнила ему о доме. — Более надежного телепатического щита я в жизни не видела — кроме как у моего мужа, когда он этого пожелает. — Она зябко поежилась и сменила тему разговора. — Но он действительно священник.
— Чародей в монашеской сутане? — Туан встал, покачал головой и заходил по залу. — Разве это не богохульство?
— Верно. При том, что духовенство во все времена боролось с колдунами и ведьмами, — подхватила Катарина.
— Такие речи всегда вели только приходские священники, — напомнил ей Бром. — А уж о чем говорят монахи за стенами своей обители — это нам неведомо.
— Почему среди них не может быть никого, кто бы обладал таким же даром, как у меня? — пожала плечами Гвен. — Мы находили людей со способностями к магии в каждом графстве, в любом сословии. Почему бы таким людям и в монастыре не оказаться?
— Верно подмечено, — согласился Туан. — Хотя это и странно. А не может ли быть, что этот проповедник — тот самый, кто созвал других чародеев и колдуний на сторону архиепископа?
Гвен покачала головой:
— Об этом я судить не могу. Ничего не смогла прочесть в его мыслях, а вот его чувства меня коснулись. — Она задумчиво сдвинула брови. — На самом деле его религиозный пыл так давил на меня со всех сторон, что я в какое-то время даже была склонна поверить в правоту его доводов.
Туан кивнул:
— Такое же чувство охватило меня в городе, когда я слышал его проповедь.
— Нет! — вскричала Катарина. — Уж конечно, леди Гэллоугласс, вы не верите, что…
— Нет, не верю. Но это в его власти — способность вкладывать в чужой разум собственное ощущение правоты.
— Быть может, таким талантом в какой-то мере обладает любой хороший оратор, — предположил Туан. — Но меня наверняка затронули не только его слова.
— Нет, не только они. На вас воздействовала сила его разума.
— А слова, следовательно, служили только для того, чтобы он мог собрать вокруг себя толпу, а потом… потом он обрабатывал людей своими чарами? — взволнованно проговорил Туан. — Что ж, в это я склонен поверить.