— Ступите на путь истинный! — взвизгнул проповедник. — Не идите за этими лживыми владыками… иначе земля сотрясется у вас под ногами! Я вас предупредил!
С этими словами он развернулся и затрусил к лесу. Щеки его пылали от злости, обиды и непонимания того, что произошло. О, как он гневался на этого юнца с уверенной улыбкой. Теперь у монаха не было никаких сомнений в том, что это был чародей, сдержавший землетрясение силой своего разума, когда сам он пытался заставить землю дрожать.
15
Лютни и гобой вели тихую безмятежную мелодию, от которой сразу успокаивалось сердце у тех, кто входил в главный собор Раннимеда. Голоса певчих заполняли весь неф, когда в собор вошли король и королева. Они шли рука об руку, а впереди них шли их сыновья, с торжественностью, делавшей честь их юному возрасту. Впереди детей вышагивали ливрейные лакеи, а замыкали процессию горничные. На мессу в кафедральный собор прибыла треть обитателей королевского замка. Остальные в это время находились на службе в замковой часовне.
Наконец королевская процессия расселась по скамьям. Катарина улыбнулась и незаметно погладила руку Туана. Он поглядел ей в глаза и улыбнулся в ответ. На несколько кратких минут божественное умиротворение воцарилось в их душах.
Но вот хор завершил песнопение триумфальным «Аллилуйя!», и проповедник, взойдя на кафедру, вскричал:
— Горячо возлюбленные во Христе!
Катарина и Туан резко повернули головы к кафедре. Куда же подевался предначинательный псалом, а также псалом Покаянный, и молитвы — «Слава в вышних Богу», и чтение Посланий Апостолов и Евангелия?
— В нынешнее воскресенье в этом храме не будет мессы, — с грустью объявил проповедник.
Туан нахмурился, Катарина стала мрачнее тучи. Народ вокруг них громко зароптал.
Проповедник с тоской дождался, когда вновь наступит тишина, затем развернул свиток и объявил:
— Я должен зачесть вам послание от его Преосвященства архиепископа!
Катарина чуть было не вскочила со скамьи, но Туан взял ее за руку и удержал.
— Пусть говорит. Мы с тобой пока не деспоты. Будет лучше, если это услышат все.
Катарина, пылая гневом, послушалась мужа. Алан и Диармид в испуге смотрели на родителей.
— «Горячо возлюбленные чада мои, — начал читать проповедник, — с великой печалью я нарекаю Туана и Катарину, бывших короля и королеву этой страны, еретиками, противниками Слова Божия и Церкви Грамерая, и потому отлучаю их от всех богослужений и церковных таинств».
На этот раз ответом проповеднику был уже не ропот, а рев. Даже лакеи стали отсаживаться подальше от Туана и Катарины. Бледная как плат Катарина вскочила, сжала кулаки. Туан поднялся, встал рядом с женой.
— «Бывшие»! — мрачно выкрикнула королева. — Как он смеет называть нас «бывшими»!
Но проповедник замахал руками, прося тишины.
— …дослушайте же до конца, прошу вас! — крикнул он. — Далее его преосвященство пишет: «Призываю всех добрых и праведных людей, кто в душах своих верен Господу нашему, оставить этих мнимых правителей и прийти ко мне в Раддигор, в мою обитель, и объединиться в священном походе против этих еретиков, которые тиранят наш прекрасный остров Грамерай!»
Тут уж и Туан не выдержал и в ярости выкрикнул:
— Ты все прочел?
— «Ваш во Христе, — холодно и быстро прочел проповедник. — Джон Виддеком, милостью Божией архиепископ Грамерайский».
— Вернее было бы сказать «своей собственной милостью»! — прогремел Туан. — Если ты все сказал, то тебе, несомненно, следует покинуть этот собор и более не служить мессу!
— Конечно, я не останусь рядом с еретиками, — промямлил проповедник и скатал пергаментный свиток дрожащими руками. — Можешь заткнуть мне рот, если желаешь, Туан Логир, но тысячи монахов отрекутся от тебя по всей стране!
— А я знаю некоторых, кто так не поступит! — выкрикнул в ответ Туан, с трудом сдерживая злость. — Прищурившись, он обратился к сенешалю: — Сэр Марис! Скачите во весь опор к монашеской обители, что неподалеку от города, да разыщите отца Матфея Бокильву. Уговорите его отслужить мессу в Раннимеде! — Туан посмотрел на Катарину и сказал более мягко: — Вот теперь я без зазрения совести «использую» этих добрых людей.
Глаза Катарины вспыхнули благодарным огнем. Она крепко сжала руки мужа.
Заложники-аристократы вернулись в зал. Как ни странно, никто из них в этот день не был склонен к перепалкам и дракам. Молодые дворяне расселись вокруг стола с мрачными лицами и обменялись затравленными взглядами. Все молчали — может быть, потому, что Огюста за столом не было. Он утешал свою невесту.