— Может быть, потом, — мямлю я, отодвигаясь. — Когда мы с Андреем разведемся…
— Что, у йогов нравственные принципы? А как же мясо? Откуда ты знаешь, может, тебе понравится? Муж ведь был с тобой груб. А я буду нежен, — вкрадчиво говорит Вадим.
Перспектива, конечно, заманчивая, но не так уж плохо мне было с мужем, даже когда он меня насиловал. Это был скорее вопрос принципа: я не сказала да. И он перед этим орал: «Убью!» И чуть не сломал дверь в спальню. Именно так и выглядит насилие, когда его описывают или показывают по ящику. Но если об этом забыть и принять во внимание концовку, вид у меня не случайно был на следующий день такой цветущий. Любовник мне не требуется.
— Вадик, прости, — умоляюще говорю я. — Но у нас с тобой чисто деловые отношения. И дружеские, — поспешно добавляю я.
Этот взгляд тоже ни с каким другим не спутаешь, хотя Вадим быстро гасит вспыхнувший в глубине зрачков огонек. «Я тебе это припомню», — называется взгляд. Но у меня есть весомый аргумент для сохранения наших отношений дружескими и деловыми: деньги.
— Я заплачу тебе, сколько скажешь, — поспешно говорю я.
— Какими деньгами? — усмехается он. — Твоей зарплаты не хватит.
— У меня есть драгоценности, подаренные Андреем. Шубы. В конце концов, есть кредитка, куда муж набросал денег.
— А как же принципы?
— Глупо из-за принципов садиться в тюрьму.
— У тебя странная логика, Стеша. Помесь женской и детской. По сути, ты — взрослый ребенок. И в то же время красивая женщина, — Вадим вздыхает. — Я постараюсь с этим справиться. Нет так нет.
Я, заметно приободрившись, спрашиваю:
— Как мы будем меня спасать?
— Я попробую поговорить с твоим мужем.
— Поговорить с Андреем?!
— А у нас есть другой выход? Если он захочет тебе помочь — это уже полдела.
— С какой стати Воронцову мне помогать? Я же убила его любовницу.
— Поверь, я найду аргументы, достаточно весомые. Лучше, наверное, сделать это прямо сейчас. Дай мне номер его телефона.
— У тебя нет номера его телефона?! Ты же за ним следил!
— Дай мне тот телефон, по которому с ним говоришь ты! — злится Вадим.
— Ах да…
Я покорно диктую номер.
— А теперь выйди на кухню.
— Почему?
— Тебе не надо этого слышать. Мы будем говорить по-мужски.
Я сразу пугаюсь, потому что прекрасно знаю, что такое мужской разговор. Во всяком случае, мужской разговор по Воронцову. Результат — гипс. Хотя по телефону-то руку не сломаешь. Но мат мне тоже не хочется слушать. А матерится Воронцов мастерски. Сколько уж раз я зажимала уши! Поскольку Вадим — бывший мент, не сомневаюсь, что и у него богатый арсенал. Мне лучше этот разговор пропустить, Вадим прав.
Я иду на кухню и закрываю дверь. Пару раз все же порываюсь подслушать, но Вадим говорит тихо. «Она теперь моя клиентка». «Да, есть свидетель». «Подробности при встрече». Дальше совсем тихо, а потом отборный мат, так что я шарахаюсь от двери. Вадим заходит на кухню минуты через три.
— И что? — жалко улыбнувшись, спрашиваю я.
Словно в ответ на мой вопрос приходит эсэмэска от мужа: «Заночую на даче».
— Вот, — я показываю Вадиму мобильник.
— Может, позвонишь ему? — Тяжелый взгляд, исподлобья.
— Я боюсь!
— Но хотя бы ответь.
— Да, конечно, — я торопливо набиваю: «Ага». И тут же начинаю себя ругать. Что это за «ага»? Будто я на него и не злюсь вовсе! Но больше я ничего не могу вымучить, мой богатый словарный запас словно бы иссяк после убийства Людмилы.
— Я отвезу тебя домой, — вздыхает Вадим.
— Домой?
— У меня нет раскладушки. А делить постель со мной ты не хочешь. Выбирай: либо мы любовники, либо…
— Либо, — поспешно говорю я. — Вези домой.
— Как скажешь, — он как-то странно улыбается.
Эту улыбку я поняла потом, потому что я овца тупая. Мне еще долго разбираться с мужскими улыбками. Я понимаю, когда они злятся, мужчины. Понимаю, когда орут. Когда одежду срывают, тоже понимаю. Но эти их улыбки! Это нечто! Как-нибудь потом я их обязательно классифицирую, чтобы остальным моим соплеменницам не попадать впросак. Женщина должна понимать: когда мужчина улыбается, ей надо не расслабляться, а, напротив, напрячь мозги и занять боевую стойку. А то получится, как со мной. Поняла бы я раньше улыбку мужа — не оказалась бы в спальне у Людмилы.
Вот и Вадим… Он улыбается, хотя я отказалась делить с ним постель. А должен рыдать? Черт, я совсем запуталась!
Едем мы недолго, хотя едем в центр. Пробки почти уже рассосались. У нас-то с Андреем квартира шикарная. В «сталинке», почти в самом центре. Воронцов расселил коммуналку, чтобы заполучить эту квартиру. На кой черт нам столько комнат, лично я не знаю, мне только лишняя морока везде прибираться. Отношения с прислугой у меня особые, муж презрительно говорит: