Ангелесса вскрикнула, а Люцифер удовлетворенно улыбнулся. Он возвращался в свою стихию, снова чувствуя себя палачом, и ему определенно это нравилось.
— Ты мог спросить все у Палами или Михаила! Я тебе зачем?! — задала вопрос Марселина, стараясь побороть боль.
— А я хочу причинить боль и разбить сердце Михаилу! Чтобы он чувствовал то же самое, что и я, когда увел у меня Палами, — перехватив клинок поудобнее, ответил Люцифер. — Ну же, говори!
Он вонзил клинок в бок девушки, прокрутил несколько раз и посмотрел на неё. Марселина кусала губы, стараясь не кричать. Не доставлять своему мучителю этого удовольствия.
— Я тебе ничего не скажу, упертый ты баран! Какой же ты эгоистичный! — крикнула ангелесса, и сильный удар по лицу заставил ее до крови прикусить губу.
— Ну, что есть, то есть, — ухмыльнулся Светоносный и, отложив клинок, схватил блондинку за волосы. — Говори, или будет еще хуже!
Ангелесса молчала, и тот, стиснув зубы, в третий раз её ударил по лицу с такой силой, что гладкое кольцо на его пальце разодрало кожу на скуле.
— Я в последний раз спрашиваю, Лина — что ты знаешь об отношениях Палами и Михаила? — Люцифер опять взял кинжал и, не дождавшись ответа, по рукоять вонзил лезвие в бедро ангелессы.
Марселина дернулась и попыталась пнуть Люцифера, но промахнулась.
— Ты эту штуку не туда пихаешь. Ох. Я люблю ролевые игры. Давай, тигра, накажи меня, — прошипела ангелесса, заставляя Дьявола все больше злиться.
Оттолкнув пленницу, Люцифер взял со стола кувшинчик со святым маслом и тоненькой струйкой начал лить его на оковы, обхватывающие запястья ангелессы. Марселина закричала, когда масло коснулось кожи. Стекая вниз, оно причиняло гораздо б[о]льшую боль, чем порезы и раны от кинжала.
— Ну, ответ меня не устроил, милая. Ещё раз спрашиваю: что было между моим старшим братом и женой? Отвечай, потаскушка маленькая! Или тебе жить надоело?! Я могу тебя сейчас как последнюю муху прихлопнуть.
— Ничего я больше не знаю! Давай, красавчик, ещё сильнее. Полей меня маслом, устрой мне спа-салон и любовные игры. Мужчина, поднявший руку на женщину, подобен мужчине, поднявшему член на мужчину. Вот! — прохрипела сквозь боль ангелесса и сплюнула кровь.
Люцифер оскалился и резким движением выплеснул остатки масла на рану на плече. Марселина уже не могла сдерживать крик, и Падший поморщился.
— А в объятиях Михаила ты сильнее кричишь? — Люцифер взял следующий кувшинчик. — Проверим, насколько у тебя сильный голосок?
Широкая струя масла, стекающая по израненному животу и ногам, задымилась, перемешиваясь с ангельской кровью. Ангелесса закричала так, что все-таки сорвала голос.
— Говори, или тебе мало?!
— Я ничего не знаю… Я тебе клянусь своей жизнью… — почти неслышно прошептала Марселина и бессильно повисла на цепях.
Архангел прищурился.
— Эй, Марселина, еще рано в обмороки падать! — Люцифер дал ей сильную пощечину, а потом взял ведро с водой, устроив пленнице очередной душ. — Веселье только началось! На улице еще только ночь! Чего это ты уже спать собралась?
— Ночь наступила, солнце зашло, пусто в постели — не хорошо! — Даже в таком состоянии ангелесса находила в себе силы язвить.
— И ты еще ангел! — скривился Люцифер. — Тебе дорога к демонам!
— Ну, уж такая я! Не нравится — не ешь, — из последних сил прошептала она, снова потеряв сознание.
Архангел покачал головой, рассматривая безвольно повисшую на цепях пленницу. Он щелкнул пальцами, и оковы исчезли. Она не сбежит, он это знал.
— Хватит с тебя на сегодня. Придешь в себя, потом продолжим, — проговорил Люцифер и вышел из пыточной.
***
Когда солнце садилось за горизонт, а весь Кипр готовился встречать волшебную ночь, Палами сидела у открытого окна и задумчиво смотрела куда-то вдаль, где виднелось лазурное и хрустально-чистое море. В её руках была сигарета, а возле неё валялась уже опустевшая пачка из-под них же. Недалеко от экс-демоницы сидела и Орабель, периодически поглядывая на курящую подругу. Она только обреченно качала головой и сосредоточенно что-то вышивала. Последнее время Бель стала замечать, что вышивание её привлекает. Да, это занятие не для анегелесс, но ей это нравилось и ничего с этим поделать было нельзя.
— Надымила, — заговорила Орабель, рассматривая узор на ткани. — Люцифер-то хоть знает про твою тягу к сигаретам?
Экс-демоница затянулась, с силой потушив окурок.
— Знает. Он меня пытался отучить от этого, но ничего не вышло… А когда-то сам мне купил сигареты. И что? Знаешь, Орабель, не дай Бог что бы ты пережила то, что пережила я. — Палами потянулась за новой пачкой. — Я сидела в заточении больше полугода, вместе с Люцифером… Нас разделяла стена. Там нет дней, нет ночей. Бесконечные муки — одна боль проходит, другая возвращается. И каждый гребаный день ты молишь Отца о спасении. А потом, когда я смогла выйти из темницы, какой-то бес меня за жопу дернул. Я поддалась искушению Михаила и все пошло под откос. Мое маленькое, хрупкое счастье, моя надежда на спасение пошла ко дну… А теперь Люцифер вышел из клетки и все узнал. Разрушилось то, что так долго строилось. Теперь ответь мне, Орабель, как тут не закурить?
Всегда жизнерадостная и солнечная Орабель стала грустной, а её сердце наполнилось болью и переживаниями за Люцифера и Палами, за страдания такой красивой, крепкой пары, которые вместе выдержали заточение, разлуку и ужасную стену посреди огромной темницы где-то в самых глубоких недрах Ада.
— Ничего не отвечай, Орабель, тебе этого не понять. Не дай Отец, чтобы ты попала в клетку со своим Габриэлем… Хоть вы счастливые будьте.
— Я тебя понимаю, — продолжила Бель, отложив пяльцы. — У нас с Габриэлем тоже были проблемы. Ты думаешь, было все радостно и солнечно? Да, было… Но трудности выпадали даже нам. Не могло все быть в радужных тонах, а наши отношения не могли быть карамельными. Я служила у Рафаила. Тогда шла гражданская война, а мы встречались тайно, потому что — где же это видано, чтобы солдат Рафаила встречалась с командиром враждующей армии? Габриэль ведь был военачальником в своем гарнизоне, таким же, как и Рафаил… Они воевали против друг друга. Эта война каждый день уничтожала самые красивые места в Эдеме, и почти каждый день происходил бой, в эпицентре которого был Габриэль и на которого его воины возлагали надежды. И каково было мне, а? Когда я видела, как мой возлюбленный дает приказы об атаке. И я даже не знала, а выживет ли он в том бою, или же его убьют? Я не знала, а выживу ли я, или останусь там, на линии фронта. Вы были в заточении, а мы вели войну. Так что не стоит утверждать, что я тебя не понимаю… Понимаю. И знаешь, Палами, мы встречались даже несмотря на угрозы. Я прекрасно знала, что может со мной сделать Рафаил, ведь законы военного времени суровы. Но даже это мне не стало помехой…
— Вы тоже многое пережили, я же не спорю… Я не представляю, что бы делала я, если бы войну вел Люцифер, а он бравый военачальник, хороший тактик. Мы обе много пережили, обе знаем, что такое боль потерь, крепкая и чистая любовь. Мы обе переживали за любимых, пожертвовали всем ради них. Я пожертвовала свободой, прыгнула с Люцифером в клетку, а ты чуть ли не жизнью. Рафаил мог прихлопнуть тебя как букашку и ты знала, на что идешь. При этом всё равно пошла против него. Ещё мы обе пошли против Атропос, изменили судьбу. Но знаешь, — Палами сделала очередную затяжку, продолжая: — чем мы отличаемся? Ты сейчас счастлива с Габриэлем. Вы красивая пара, твой возлюбленный рядом с тобой. Вы с ним живете в маленьком, но уютном домике на берегу Средиземного моря, вы счастливы, вам хорошо вместе, а я… Я с Люцифером снова разлучена. Он где-то в Аду придумывает мне самые изощренные наказания, даже несмотря на то, что я сделку заключила ради него, а я сейчас в доме его младшего брата.
— Но ещё не все потеряно… Ты ещё можешь быть счастлива, поверь мне. Нужно только верить, что все наладится. Ты совершила ради него нечто невероятное и рискованное, при этом лишившись способностей. И он должен это учесть. Вашей любви многие завидуют на Небесах — сильной и красивой, которая перенесла очень многое… Ты будешь ещё счастлива, Палами. Ты… — Но договорить Орабель не успела.