– Это всё меняет. Всё. Меняет.
– Лучше синица в руках, чем журавль в небе.
– Хм, – Роман взмахнул руками. – Настенька, ты только что говорила, что любишь своего мужа. Причём здесь народная мудрость? И, кстати, я-то кто? Журавль? Синица?
– Конечно, журавль, – щеки Насти стали алыми, сравнялись по цвету с кончиком носа, который всё ещё был красноватым от слёз и салфеток.
– Ты выбираешь синицу?
– Да.
– Хорошо, что твой любимый муж не слышит… Это обидно для мужчины. Впрочем, у тебя, любительницы синиц, есть выбор. Вон он я – синица, выбери меня.
– Ничего себе, синица… – Настя всхлипнула и, наконец, высморкалась в салфетку, отворачиваясь от Романа. Он усмехнулся. Скрыть дочь ей было не стыдно, рыдать в машине – не стыдно, целовать– не стыдно, а высморкаться – проблема.
– Настюша, напомнить, что было вчера, сегодня целый день и будет ещё значительное количество времени? Там сгорело не производство, это деньги, огромные деньги. Это долгосрочный проект. Прибыли не было, одни вложения. Сгорели контракты, наработки, репутация, точный ущерб пока не известен, но могу точно тебе сказать – я синица. Воробей. Ты спрашивала, сколько стоит моя рубашка? Вероятно, я скоро останусь без последней рубашки. И это – если мне повезёт, и против меня не возбудят уголовное дело.
– Уголовное? Но за что?
– В цеху были люди.
– Но никто не погиб.
– Пока не погиб. Ты видела списки пострадавших… В любом случае – пострадавшие есть.
– Не знала… Не думала.
– Ты ассистент, причём временный и, прости уж, без должной квалификации, многое проходит мимо тебя, напрямую ко мне. Пока всё было спокойно – это не имело значения, а сейчас ты бы не осилила.
– Найди себе другого ассистента.
– Я вызывал своего, из Москвы. Она будет завтра утром, но ты останешься здесь, помощь Лилии лишней не будет.Ты будешь нужна мне, ты нужна мне, – он смотрел в растерянное лицо Насти, с которого слетела защитная маска. Это была та же девушка, в которую он влюбился. Не изменившаяся. Волосы на несколько тонов светлее, губы в помаде, но всё та же Настя. – Нужна мне, – повторил он.
У Насти была тонкая, словно фарфоровая кожа, гладкая и сладкий запах духов, не шлейфовых, мягких, ощутимых лишь у самой кожи. За ушком или на шее. От губ пахло леденцами, а её тело, прижатое к Роману, было одновременно худеньким, казалось, он ощущал рёбра и косточки, и мягким, девичьим, отзывчивым.
Рома не спешил, некуда было торопиться. Впереди ждали проблемы с компанией, государством, страховой. Проблемы в семейной жизни, которую он намерен был прекратить. Позади – самообман и ощущение собственной никчёмности. Здесь и сейчас – их поцелуй.
На диване. В приёмной. За закрытой дверью. В пустом здании.
Было соблазнительно продолжить поцелуй, углубить, сделать страстным, порывистым. Соблазнительно взять Настю. Все её доводы, любое незначительное сопротивление, ломались, как иссохшая бумага под пальцами, от лёгкого сжатия.
– Ой… я… не… давай… не… нет… ты… – невразумительный набор междометий срывался с зацелованных губ Насти.
– Ты права, – он оторвался от губ, поцеловал кончик носа. – Права, не здесь и не сейчас. Я хочу тебя, но это будет другое место и другое время.
Настя шмыгнула носом и отвернулась,
– Ты обиделась?
– Нет, нет, просто…
– Понимаю, тебе надо время, я готов его тебе дать. Дать возможность разобраться в своей жизни, в себе, во мне. Я не стану давить, обещаю.
– Сколько времени?
– Пока цветёт сирень.
– Но… этого мало, она зацвела. Сегодня.
– Не видел, надо же… Пока цветёт сирень,а сейчас – иди, тебя семья заждалась. И, Настюша…
– Что? – Настя избегала взгляда в лицо Романа, он понимал – почему.
– Дашу я хочу увидеть раньше, тебе не обязательно говорить, кто я, объяснять что-либо.
– Она не поймёт, – Настя улыбнулась. – Ты действительно ничего не знаешь о детях?
– Действительно, кроме того, что хотел их, и теперь у меня есть дочка Даша. И того, что я хочу с ней познакомиться. В самые ближайшие дни.
– Я подумаю.
– Подумай, подумай, – Роман открыл дверь, выпустил Настю, отстраняясь в сторону, потом смотрел ей вслед.
Шея продолжала болеть. Благо – круглосуточная аптека работала исправно, и Роман, наконец-то, выпил своё обезболивающее.
Утром в приёмной была Лиля. Она поздоровалась с руководством, оказалось, Лиля пришла заранее, чтобы ознакомиться с фронтом работ, и даже успела познакомиться с Олегом.
– Хорошеньких ты себе ассистенток выбираешь, – Олег ухмыльнулся. Выглядел он плохо, что там, откровенно паршиво. Чисто выбритый, собранный, подтянутый, тем не менее, паршиво.