— Что с ней? — пробормотал Толик, заглядывая из-за плеча жены.
Люба вдруг запричитала совершенно по-бабьи, аж взвизгивая на высоких тонах:
— Плохо это, ох, плохо, беда!
— Да прекрати, еще тебя тут не хватало с истерикой, — заорала Вика. Лицо ее покраснело, волосы сбились. Казалось, она сейчас врежет Любе.
Люба умолкла, а потом заголосила:
— Вы не понимаете что ли совсем? Нас не отпустят. Место это дурное не выпустит!
Стас вдруг подумал, что Люба, пожалуй, не совсем русская. У неё было румяное крепкое лицо, русые волосы и глаза голубые, но в их разрезе угадывались то ли алтайские, то ли бурятские корни. Самую малость. И голос. Сейчас она говорила так, словно хлебнула лишку, со странным акцентом, чуть запинаясь на отдельных словах.
Они спросили одновременно:
— И что же делать?
— Откуда ты знаешь?
Люба вздохнула.
— Бабка у меня сумасшедшая была совсем, но много чего рассказывала, когда я на лето в деревню приезжала, — женщина с опаской разглядывала лицо Кристины, — она увидела что-то во сне. Или... — Люба закусила губу, замолчала, потом продолжила неуверенно:
— Место ждёт, что мы найдём убийцу и покараем его.
Толик пихнул её в спину:
— Люб, ну Люб, заканчивай эту дичь нести, а? Любава!
— Ну чего тебе?! — заорала Люба, но беззлобно.
— Прекращай молоть всякую ерунду, ты не у себя на кухне! — буркнул Толик и опустил полог палатки. Стало темно.
Стас осторожно отпустил притихшую Кристину и полез на выход. Любе пришлось тоже выползти наружу.
У костра топтались Толик с Васей, подбрасывая сучья в разгорающееся пламя. Над Катунью разливалось темно-серое марево. Ночь ещё не отступила, хотя отдельные предметы: камни на берегу, верхушки деревьев, можно было разглядеть.
«Неужели я так мало поспал», — подумал Стас и глянул на часы. Они показывали десять утра. Он сделал несколько шагов в темноту к реке. Немного постоял на берегу, пнул мелкий камешек и прислушался. Камень плеснул совсем тихо, словно скользнув в вату.
Стас вернулся к костру. Люба возилась у походного столика, раскладывая продукты — каральку краковской, хлеб, огурцы. Толик сидел у огня и подбрасывал дрова. Кристина пристроилась на бревне, сжавшись, Вика была рядом с ней, приобнимая за плечи.
— А Соня где? — спросил Стас.
— В палатке, — буркнул Вася, — сказала, что не будет выходить, пока полиция не приедет.
Стас недовольно крякнул, подумав про себя: «А если полиции не будет?»
— Давайте все соберемся тут, — он старался, чтобы голос звучал уверенно, — надо кое-что обсудить.
Все потянулись к костру.
— И позови Соню.
— Сам зови, она со мной не разговаривает, — отвернулся Вася.
— Я схожу за ней, — пробормотала Вика и пошла, разглядывая рану на ладони. На Стаса она даже не взглянула.
— Нам нужно посмотреть, что с продуктами и водой. И понять, что будем делать дальше, — продолжил Стас.
— Кажется, всё очевидно, — проговорила Люба, швырнув краковскую об стол, — еды у нас на день, может, на два. Воды... — она пожала плечами, — ну, у нас пара литров, Вася обычно с собой возит канистру на всякий пожарный.
— Катунь рядом. Можно кипятить воду, — уверенно сказал Стас, но Люба только хмыкнула.
Вика привела еле плетущуюся Соню. Было видно, она плакала, с остервенением терла глаза, стараясь не показать этого, но только сама все и выдала.
Стас окинул собравшихся взглядом. Вика, Соня, Кристина сидели на бревне. Толик с Любой возились у стола, не то подсчитывая оставшееся количество еды, не то готовя перекус. Вася топтался рядом со Стасом, зло поглядывая на него, словно говорил: «Помни, о чем тёрли ночью». Стас помнил. Он решил быть тактичней, но не из-за угроз, того требовала сама ситуация. Чувствовалось, что тут только брось спичку — вспыхнет пожар. Нельзя было долго находиться на грани, кто-то мог сорваться в любой момент. И сейчас задача Стаса была не допустить такого. Он уже смирился, что придется выяснять, что тут случилось. Темнота в десять утра умела уговаривать.
Эмоционально Стас меньше всех вовлечен в этот конфликт. Он почти не знал жертву. Хотя, даже мимолетного знакомства хватило, чтобы захотелось убить этого козла. Что уж говорить об остальных, знавших Родиона многие годы.
— Кхм-кхм, — откашлялся Стас, привлекая внимание.
Все уставились на него, отчего стало казаться, он стоит перед ними голый. Миг — и наваждение прошло. Всё вернулось в норму.