Сдвинув предохранитель, Керенский отщёлкнул обойму и стал медленно выщёлкивать из магазина короткие тупоголовые патроны. Затем передёрнул затвор пистолета, проверив отсутствие в нём патрона, и разрядил его в стену. Сухо щёлкнул боек, ударившись о железо, предохранитель занял своё штатное место, а Керенский собрался с мыслями.
Перебирая в ладони патроны немецкого пистолета, Керенский размышлял, чем он может убедить этого субъекта, он прямо чувствовал, что этот казак, в прошлой истории бывший, пожалуй, самой неоднозначной фигурой, мог здорово ему помочь.
Как ни противно было Керенскому это сознавать, но власть не упадёт в руки без боя. Без очень кровавого боя. И не все готовы сражаться со своими, пусть они давно уже таковыми не являлись. Недаром большевики привлекали в свои ряды кого угодно, пропагандируя интернационал. Под его знамёнами было легче подавить всё русское и обыкновенный патриотизм.
Толпы народа, дезориентированные в политическом пространстве, верили каждому слову, сказанному с высоты броневиков, а те, кто не верил, рисковали остаться один на один с людьми, чётко знающими свою цель и не чурающимися на своём пути любых средств для её достижения.
— Я так понял, вы присягали на верность императору и теперь не считаете себя обязанным защищать Российскую империю?
— Да, то есть, не совсем. Я защищаю империю, но если сам русский народ не хочет её защищать, то зачем нам, казакам, это делать? У нас есть область Войска Донского, земли нам хватит, проживём и без России.
— Да, пока так и есть. Но разброд и шатание скоро прекратятся, и мы возьмём власть в руки. Я возьму власть в руки. А для этого мне нужны люди.
Керенский сделал небольшую паузу и продолжил.
— Лично преданные мне люди. Они будут расти вместе со мной и чем больше сделают для меня и моего восхождения, тем выше поднимутся сами. Вашим казакам я могу пообещать деньги, наградное оружие и офицерские звания, всем, кто сможет пережить этот год.
Тем, кто погибнет, будет вечная слава и пожизненный пансион их семьям, а также крупная сумма денег или дом в любом городе или селе за счёт государства. И платить я вам тогда буду втрое больше, чем обычным казакам. Постепенно я планирую опираться на казачество и с вашей помощью восстановить целостность и порядок в империи. Как вам моё предложение?
— Угу. Значится, все мои люди станут офицерами и будут богачами?
— Да, несомненно. Я бы мог обещать и больше, но есть ли в этом смысл? Если я приду к власти, я не забуду тех, кто в этом мне помог, а если нет, то уже какое это будет иметь значение? Выбирайте!
— Выбирать? Да, я согласен. Но с братьями-казаками поговорю. Вы меня убедили, убедить их — уже моя проблема. Можете считать, что две сотни моих «волков» уже ваши. А что касается инородцев, то больше сотни я набирать не буду, и то, если только самых отчаянных. Поляки подойдут вполне, про остальных не скажу. Может, венгров из военнопленных возьму. Тоже отчаянные рубаки и злые, к тому же, чехи те же. А вот с китайцами разбирайтесь сами.
— Разберёмся. Даю вам три дня, и в случае согласия ваши сотни занимают казармы одного из учебных полков. А тех мы отправим на фронт. Или к киргизам, как получится. Это уже будет моё дело. Согласны?
— Да! Я могу идти?
— Да, конечно! — и Керенский стал аккуратно вкладывать патроны обратно в магазин пистолета.
— Хорошая игрушка, — уже уходя, обронил Шкуро и, поддавшись мимолётному импульсу, сунул руку за пазуху, — а вот мой, трофейный, получше вашего будет, — и он протянул Керенскому небольшой маузер М1910. — Владейте, это вам от меня подарок. Мне эта игрушка всё равно ни к чему, а вам пригодится, — и он, надев на голову папаху, удалился из комнаты.
Керенский молча принял подарок и, напряжённо обдумывая в голове все слова и действия, машинально стал разбирать подаренный пистолет. Оружие действительно успокаивало, и пока руки разбирали его и собирали обратно, голова холодно анализировала собственные слова и действия.
После двукратной разборки и сборки пистолета Керенский окончательно успокоился и всё решил для себя. Завтра ему пора выходить из сумрака. Межпартийная борьба только разгоралась, и эсеры будут отчаянно сопротивляться. Но их козыри были все биты. Главное, чтобы Савинков не удрал, либо не сделал смертельный для Керенского ход.
Как не было страшно, но нужно было ехать в Петросовет и там лично разбираться со всеми, а желательно встретить там и Савинкова. Пришло время решаться на отчаянные поступки. Керенского сдерживало лишь одно: выступление Милюкова и Гучкова за продолжение войны.