- Послушайте, майор, - сказал Терешков, - будьте добры, прикажите кому-нибудь принести нам обоим по кружке кофе. Вы ведь пьете кофе? Вот и хорошо. Попросите сделать покрепче...
- Да, конечно, - отозвался комендант. Встав с кресла, он направился к двери.
Проводив его взглядом, старший лейтенант открыл вторую папку.
"Марианас Падаба. (Имя отца: Альгимантас) Позывной "Штапье". 1905 г. р. урож. нп. Антальге Утянского района. Инспектор литовской полиции. Поддерживал служебную связь с учреждением гестапо в Вильнюсе. Хорошо владел немецким, русским и польским языками. После передачи в 1939 г. Вильнюса Литве стал агентом НКВД. После вступления в Литву немецкого вермахта перешел служить в гестапо, принимал участие в допросах арестованных поляков. Приговорен руководством АК к смерти и в марте 1943 года, по дороге на службу был застрелен".
Какая пестрая жизнь! Серьезный человек. Этот натворил, по всей вероятности, черт знает что... И, должно быть, он доставил не мало проблем аковцам, если те внесли его в черный список. Надо бы пробить этого человека по своим каналам, в управление запрос послать. Агент НКВД, или сотрудник гестапо, это вам не мелочевка какая-нибудь, не уголовщина. Такая личность была бы ныне опасна и неудобна для всех без исключения. Весьма сомнительно, что в РСХА решились бы сейчас делать крупные ставки на этого человека...
Вытащив из кармана пачку сигарет, Терешков встал, подошел к окну. Закурил, некоторое время глядя в открытое окно, туда где солдаты выгружали из машины какие-то ящики. Гражданских на улице уже не было. Изредка мимо комендатуры проезжала какая-нибудь машина, или повозка, груженная скарбом. Слышались негромкие голоса, лаяли на редких прохожих собаки. В такие минуты, наверное, можно и позабыть о том, что где-то там, в стороне, идут кровопролитные бои.
Он почему-то вспомнил то время, когда диверсионные группы гитлеровцев беспрепятственно выводили из строя военную телефонную связь и электролинии, устраивали засады на офицеров глубоко в тылу отступающих на восток советских войск. Это было время, когда ему, как и другим пограничникам 9-й пограничной заставы, приходилось многие дни, под лучами немилосердно палящего солнца, по пыльным дорогам Украины отступать на северо-восток. Не ровен был тогда строй, растянувшийся на сотни метров... Но кто и когда учил солдат Красной армии отступать? И смотреть в глаза женщин, детей и стариков уходящим все дальше, в сторону Киева пограничникам, было тогда тяжело. Очень тяжело...
Открылась дверь в кабинет и вошел комендант. За ним вошел военнослужащий, неся блюдце с двумя чашками ароматно пахнущего кофе. Одну из этих чашек взял себе комендант, с важной серьезностью усевшийся в кресло стоявшее у стола, другую солдат поставил рядом с телефоном.
- Благодарю, - проговорил старший лейтенант. Он отошел от окна и открыл третью папку.
"Кантрус Станкявичюс (Имя отца: Валдас). Прозвища в уголовной среде: Штяпа. Скрипач. 1911 г. р. урож. нп. Рибникай Утянского района. Вор рецидивист. В общей сложности провел в местах заключения восемь лет. В сотрудничестве с немецкими властями замечен не был. Связи с лидерами Армии освобождения Литвы отсутствуют. С приходом советской армии перемещен в проверочно-фильтрационный лагерь на территории Литовской ССР".
Сердце в груди Терешкова часто забилось. Словно после применения какого-то быстро действующего лекарственного препарата, исчезла зубная боль, а в голове словно взорвалось маленькое солнце, породив в один миг множество вопросов. Неужели это оно? Неужели вот так вот, вовсе не трудно удалось ему ухватить эту конец той нити, что казалась прежде неуловимой? Теперь нужно осторожно, не торопясь, разматывать и сам клубок. Взяв папку в руки, старший Терешков внимательно стал вчитываться в каждое слово.
Фотокарточка... семейное положение... связи... кражи... продажа краденных вещей... хазы... судимости... фильтрационный лагерь за номером... дата...
- Лучше чем ничего, - прошептал старший лейтенант, вдавив окурок в стоявшую перед ним на столе пепельницу. Придвинув к себе чашку с кофе, он с наслаждением вдохнул его аромат. Потом Терешков вытащил из кармана ручку, старенький блокнот и принялся аккуратно переписывать в него из дела все, что казалось ему важным.
Время уже приближалось к полуночи, когда Терешков вышел из ворот комендатуры и, сев в "Виллис", приказал Беневичу направляться в Сельцы. Хутор находился четырнадцати километрах от города и дорога до него, по словам коменданта, считалась не безопасной. Она проходила через лесной массив, в котором по словам коменданта, действовали местные националисты называвшие себя "лесными братьями". Для того, чтобы хоть как-то обезопасить транспортные пути в районе Утяны от этих вооруженных формирований, этапно-заградительные комендатуры вынуждены были ввести контроль за передвижением транспорта по военно-автомобильным дорогам и установить контрольно пропускные пункты на въезде и выезде из города. Задерживались и содержались под строгим контролем всякие подозрительные лица, дезертиры, солдаты, отставшие от эшелонов. Особое внимание уделялось военнослужащим, уличенным в попрошайничестве и лицам, задержанным за уклонение от воинского учета или призыва на военную службу. Около недели назад Терешкову довелось увидеть, как на одном из таких постов военнослужащими была задержана женщина, не имевшая при себе каких либо документов, работавшая, как выяснилось позже, во Вспомогательной службе немецких Сухопутных Сил. Что стало с той женщиной позже, он не знал. И думать об этом не хотел.