- Чекисты только о нем меня и расспрашивали! А знаете вы, каково это, отвечать на бесконечные вопросы какого-нибудь красномордого смершовца и чувствовать себя при этом абсолютной мразью? Его уже полгода нет в живых, а меня все еще не могут оставить в покое! Я уже не раз проклял тот день и час, когда он родился! Лучше бы он погиб тогда, в сорок первом...
Они прошли в небольшое, плохо проветриваемое помещение с небольшими окошками, в центре которого стоял стол. Помещение это, судя по всему, было кухней и находилось оно в самом центре избы. Справа от кухни, как предполагал Сергей, уже бывавший в таких крестьянских избах, располагалась комната для повседневных работ, а с левой - спальни и помещение для гостей.
- Скажите мне, понас Николас, откуда вы так хорошо знаете русский язык? - поинтересовался Сергей, садясь на скамью, стоявшую у стола.
- Как же не знать то? Я еще при Николае его хорошо знал, когда в Вильнюсе жил. Дядька то мой и письму и грамоте меня обучал... Потом, когда гражданская началась, сюда перебрался. Здесь и жену свою встретил. Жена то моя русской была... Я и своих детей с малолетства русскому языку обучал. А при немцах, так и вовсе переводчиком был. Даже жалование за свою работу получал... Двести пятьдесят рублей в месяц. Не ахти что, но деньги, как вы понимаете, никогда лишними не бывают.
- Значит, вы работали с военнопленными?
- И с ними тоже.
- С Мариусом Подабой вам не доводилось встречаться?
Николас не спешил отвечать. В эти минуты он казался усталым и сонным.
- Это была личность... Да, я работал с его подчиненными несколько раз. Занимался переводами, работал с документацией.
Бразаускас говорил медленно, порой выдерживая непродолжительные паузы между словами. Не трудно было понять, что он, отвечая на вопросы Сергея тщательно продумывал свой ответ. Отчего-то сейчас это волновало и настораживало младшего лейтенанта, казалось ему неестественным и даже нелепым. Ощущение того, что Бразаускас чего-то недоговаривает нарастало в нем с каждой минутой.
- Какое впечатление на вас произвел этот человек?
- Подаба был мясником. Ему было все равно кого убивать. Что русский, что поляк, что литовец... Всякий, кто попадал под его подозрение, был обречен подохнуть на виселице. Его ненавидели, как мне кажется, все. Когда его убили, многие из нас задышали спокойнее.
- Я слышал, что в убийстве Подабы принимали участие советские партизаны, аковцы и даже местные националисты. Это правда?
- Я ничего не знаю о причастности к этому делу "зеленых". Мне кажется, что его убийство было тщательно спланировано с польской стороны.
- Как вы считаете, в каких ситуациях литовские националисты могли бы пойти на контакт с немцами?
- Я сомневаюсь, что такое вообще возможно.
- Мне кажется, что нет ничего невозможного... Ведь вы не думали еще два года назад о том, что младший ваш сын, после гибели Штапеуса уйдет с немцами, правда?
- Вы и об этом знаете, - прошептал Николас, - Да, я не думал о том прежде. Я не знаю почему он это сделал. Какие причины могут побудить четырнадцатилетнего парня совершить такой поступок? Я долго спрашиваю себя о том, но не могу понять... Может быть он каким-то образом захотел отомстить тем, кто убил его брата? Мне страшно даже подумать о том, что стало с ним там, в Германии. Быть может, работает он сейчас на какого-нибудь немца... Хочется верить, что живет он сейчас лучше чем я.
- Вы говорите сейчас опасные вещи. Или вы настолько глупый, или настолько храбрый, что рассуждаете о таких вещах при мне, - произнес Сергей, - Впрочем, вы можете верить во что угодно... Ваша вера ничего не изменит, поскольку жизнь - чертовски прагматичная штука. Она не терпит слабых и ломает гордых. Она взяла обоих ваших сыновей за шкирку и встряхнула их так сильно, что они сломались. Оба сломались, Николас. Нет, они не ушли в лес, не попрятались по щелям. Они поступили куда подлее. Старший ваш сын оказался обыкновенной сволочью и предателем, а второй сейчас находится на положении раба в доме у какого-нибудь, мать его..., представителя высшей расы! Добровольно ушел из вашего дома и отдал себя в услужение фашистам. Жизнь, злодейка та, и вас вывернула наизнанку, я вижу... А сейчас вы сидите передо мной и пытаетесь что-то говорить о своей вере! Вы запутались, Николас. По самое "не хочу" запутались.
- Да, я запутался. Вы не хотите меня понять! Вы никогда не сможете меня понять... Мои дети ушли. Я потерял их... И теперь у меня ничего не осталось кроме моей дочери! Кто виноват в этом? Нет, я знаю... Знаю кто виноват. Вы и такие как вы сделали все возможное, чтобы это случилось. Я ненавижу вас, русских! Зачем вы явились сюда? Вас никто не звал, но вы пришли еще тогда, в сороковом году. Что вы принесли с собой? Вы пришли на мою землю, вы устанавливаете на ней свои порядки, вы творите тут такое...